Мемуары дипломата - [29]

Хотя отношения между обоими правительствами и были теплыми, как это указал сэр Эдуард Грей в его письме ко мне, однако между Россией и Великобританией нависла тень прежних раздоров и недоразумений. Все еще не рассеялись взаимные подозрения, с которыми они в течение более чем полустолетия наблюдали за политикой друг друга. Англо-русское соглашение началось в 1907 г. Оно основано на несколько неясном документе, который, обязав обе державы поддерживать целость и независимость Персии и определив их сферы влияния в этой стране, ничего не упоминал об их отношениях в Европе. Устранив опасность, чтобы Персия послужила яблоком раздора между ними, он в то же время связал их теснее и проложил дорогу для будущей совместной работы в европейских вопросах. Он оказался с этой стороны даже более успешным, чем та часть подписанного документа, которая относилась к примирению их враждебных интересов в Персии, которые, несмотря на это соглашение, даже накануне великой войны вызывали постоянные трения.

При моем прибытии в Петербург в начале декабря 1910 г. международное положение, не вызывая чрезмерных опасений, все же было не вполне утешительным. Инцидент с Боснией и Герцеговиной, в котором г. Извольский потерпел поражение в своей дуэли с графом Эренталем, вызвал в России горькое чувство досады против Австрии, - досады, еще более усилившейся старой личной неприязнью г. Извольского к графу Эренталю, так что нельзя было не опасаться осложнений на Балканах, грозящих непосредственным столкновением интересов России и Австрии. Г. Сазонов, преемник г. Извольского в русском министерстве иностранных дел, к счастью, не имел личной обиды против графа Эренталя и даже считал, что лучше пусть остается Эренталь, чем другой министр, более подверженный германскому влиянию. При данных обстоятельствах он мог сделать лишь одно: воздержаться в своей политике от всяких враждебных шагов и стараться постепенно восстановить более нормальные отношения между двумя правительствами. Но более всего в данной ситуации поразил меня тот факт, что, хотя отношения с Германией были весьма натянуты после того, как император Вильгельм в 1909 г. поддержал своего австрийского союзника, и хотя благодаря Германии граф Эренталь выиграл свое дело, русское общество отнеслось более терпимо к его поступку и не выражало такой мстительной досады по отношению к ней, как по отношению к Австрии.

Г. Сазонов, которого я знал, когда он был советником посольства в Лондоне, очень сердечно меня принял, когда я явился к нему с первым официальным визитом, и мы вскоре сделались друзьями. Русский из русских, там где дело шло о защите интересов своей страны, он был всегда преданным другом Великобритании; и до последнего дня его пребывания на посту министра иностранных дел, до конца июля 1916 г., когда императору, к несчастью для него и для России, так неудачно посоветовали заменить его г. Штюрмером, - я всегда находил в нем лойяльного и ревностного сотрудника в деле поддержания англо-русского согласия. Мы делали только то, что было естественно: всегда внимательно разбирали те сложные вопросы, о которых нам пришлось разговаривать в течение ближайших пяти с половиной лет, но он никогда не обижался на мои откровенные слова и неизменно делал все, что можно, чтоб преодолеть все трудности. Он только что вернулся из Потсдама, где, желая уничтожить натянутость, существующую между двумя правительствами, и обеспечить признание Германией за Россией первенствующего значения в Персии, он был вовлечен в переговоры относительно Багдадской жел. дор., не совсем соответствующие соглашению, по которому действовали до сих пор другие члены Тройственного согласия. Это так называемое Потсдамское соглашение было первым из многих острых вопросов, которые мне пришлось разбирать с г. Сазоновым. Оно было также предметом моего первого разговора с императором. Вручив мои верительные грамоты и передав искреннее желание короля, чтобы англо-русское взаимное согласие сохранилось и укрепилось, я сказал императору, что британское правительство следит за русско-германскими переговорами с некоторым беспокойством. В своем ответе его величество уверил меня, что его правительство не заключит никакого соглашения с Германией без согласия британского правительства, и что последнее в случае необходимости всегда может рассчитывать на его помощь. Он повторил эти уверения при следующем разговоре, который был у меня с ним несколько недель спустя, и прибавил, что продолжающиеся переговоры с Германией ни в коем случае не могут повлиять на его отношение к Великобритании.

Хотя император вполне верил в то, что он говорил, он не уловил того факта, что уступки, сделанные его правительством Германии по вопросу о Багдадской жел. дор., несовместимы с той поддержкой, которую они должны были оказывать своим компаньонам по Тройственному согласию. Не то, чтобы мы что-либо имели против добрых отношений России с Германией, как я неоднократно уверял в этом г-на Сазонова, но мы боялись, что эти добрые отношения создадутся на счет Великобритании.

Мы сами очень старались прийти к соглашению с Германией по вопросу о вооружениях, но никогда, как я уверял его, мы не предприняли бы ни одного шага, который мог бы заставить нас пожертвовать нашей дружбой с Россией или Францией. Мы надеялись поэтому, что и русское правительство в своих переговорах с Германией будет точно так же стоять на страже наших интересов.