Мемуары. 50 лет размышлений о политике - [3]

Шрифт
Интервал

появляется некоторый привилегированный субъект, своего рода трансцендентальное «Я»? Отсюда вытекает новая сложность в понимании мотиваций и намерений действующих лиц событий, относящаяся прежде всего к области историка, который не может отбросить их личное свидетельство, но должен принять его как элемент информации, подлежащий критике и оценке. Под вопросом остается уже не характер абсолютного субъекта, который определяется тем, что он говорит (и, особенно, тем, что он делает), но только перспектива самого историка, субъективность которого состоит не столько в возможности сказать свое слово в исследовании, сколько в определении своего положения, как «другой другого».

Невозможно каким-либо образом устранить историческое измерение: именно в нем строится рассказ. История предстает как собрание документов, свидетельств и высказываний, анализируемых в рассказе. Человек и его творения отодвигаются в недостижимое прошлое, доступным оказывается лишь опосредованное отображение — рассказ — и те представления, которые, являясь его составными частями, придают ему смысл.

Проблема чисто философская: что понимать под другим? Раймон Арон предлагает решение в духе брюнсвикского критицизма или веберовского расколдования мира и, одновременно, достаточно близкое к радикальной агностике: изучение взаимоотношений, т. е. мыслящая история, история интерактивная.

Отсюда постоянный интерес Арона к мыслителям, которые занимались философией рассказа. В этом ключе написана его работа «Фукидид и исторический рассказ», изданная в сборнике «Измерения исторического сознания». Также не раз он высказывал свое восхищение Макиавелли. Критики и исследователи Арона на удивление мало комментировали его «Фукидида». А многочисленные статьи и выступления философа на конференциях о Макиавелли были отнесены исключительно на счет Арона как политического обозревателя. Но для Арона политический обозреватель — и очень известный — лишь метаморфоза философа.

Раймона Арона часто упрекают в разрозненности его трудов. Но не будем ограничиваться внешней стороной: единство вдохновения работ ученого таково, что следует избегать какой бы то ни было периодизации его творчества, даже несмотря на признание самого автора[5]. В определенном смысле труд Раймона Арона похож на дерево, ствол которого прочно закреплен в почве корнями, а ветви постоянно и одновременно свободно развиваются.

Хронологическая последовательность исследования тоже довольно относительна. Это хорошо заметно на страницах «Мемуаров». Начав рассуждение, Арон развивает его, доводя до логического завершения, при этом не боится «забегать вперед», отрываясь от описываемого периода. Так же легко он возвращается к уже обсужденным фактам, что подчеркивает взаимосвязанность слагаемых его мысли.

Программа исследования никогда не изменялась с момента прогулки по берегу Рейна: его интересовала, напишет он в «Мемуарах», «…историчность бытия гражданина и вообще человека. Каким образом я, Раймон Арон, француз, еврей, находящийся в определенный момент истории, могу понять целое, атомом которого я являюсь среди миллионов других? Как я могу охватить целое, иначе как с одной из неисчислимого множества точек зрения». Отсюда вытекает двойной поиск: с одной стороны — почти кантианский, выраженный вопросом: «Возможно ли историческое познание?», с другой — касающийся конкретных межличностных отношений, ведущий к коллективным общностям и обычно разделенный между социологией и политологией. Арон неоднократно утверждает, что такое разделение предмета исследования между науками, полезное для анализа его отдельных характеристик, должно быть ограничено при изучении целого. Это логически вытекает из его принципа: всегда учитывать точки зрения в их взаимосвязи.

Раймон Арон использовал «смешение наук» во многих книгах. Так, в работе «Политические исследования» (1972) введение — «Наука и общественное сознание» — касается социологии; первая часть — «Идеи», сосредоточивается на философии; вторая — «Внутри государства» — относится сначала к политической философии, а затем переходит к вопросам политологии в целом и к ее частному приложению — Франции; и наконец, третья часть — «Между государствами» — разбирает вопросы мировой стратегии. Единство этой книги могло показаться искусственным, если бы ее не пронизывала общность научного поиска и проблематики. Автор не прекращает задавать себе один и тот же вопрос — от определений, приведенных на первых страницах, до выводов на последней: что же разделяет, одновременно объединяя, граждан в государства и государства между собой?

В статье «Последний из либералов» Ален Блоом пишет, что «либерализм Арона того же рода, что и у Локка, Монтеня, Джона Стюарта Милля и, в определенной мере, Токвилля»[6]. Осторожное сравнение с Токвиллем объясняется молчанием Арона по поводу исчезновения (по крайней мере с французской политической сцены) аристократии, хотя Арон неоднократно высказывался в защиту элитарных слоев общества, подчеркивая их значение. Как заметил Ассан Ажерар в 1984 г., учение Арона должно пониматься как радикальный плюрализм: историчность в нем достигает определенной объективности лишь в полицентрическом мире.


Еще от автора Реймон Арон
Демократия и тоталитаризм

Книга «Демократия и тоталитаризм» — один из наиболее известных трудов знаменитого французского политолога и философа, долгое время не издавалась в нашей стране. Работа Р. Арона особенно актуальна сейчас, когда перед нашей страной открыты оба пути, обозначенные в названии книги.


Опиум интеллектуалов

Раймон Клод Фердинанд Арон (1905—1983) – друг юности и идейный противник Жан-Поля Сартра, виднейший французский философ, политолог, социолог и публицист второй половины ХХ века, один из создателей теории индустриального общества. Книга «Опиум интеллектуалов» вышла в 1955 году и произвела эффект разорвавшейся бомбы. Дискуссии, последовавшие за ней, не смолкают и по сей день, что делает труд Р. Арона по-прежнему актуальным для читателя. Полный текст этого произведения издается на русском языке впервые. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Рекомендуем почитать
Горький-политик

В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.