Мелья - [52]
Первые дни нового 1929 года были хлопотными. Хулио Антонио готовил ответ на провокационную кампанию в гаванских газетах. Его статью должна была напечатать газета «Ла Семана», главным редактором и издателем которой был Серхио Карбо, человек либеральных взглядов, тогда не успевший еще перейти в лагерь контрреволюции (что он проделал с успехом в 1959 году) и симпатизировавший коммунистам и Мелье.
Заголовок полосы одного из номеров «Трен блиндадо», посвященного университетской революции.
К тому же Мачадо обратился с посланием к президенту Мексики Эмилио Портес Хилю, в котором просил выслать из страны всех кубинских политэмигрантов. Ответа от мексиканского президента пока не было, но на всякий случай надо было готовиться к худшему.
В тот вечер он недолго задержался в АНЕРКе. Поговорил с Рохелио Теурбе Толоном и Сандалио Хунио, а затем, сказав, что его ждут, ушел. В кафе на углу улиц Република де Сальвадор и Боливар его ждал человек. Это был кубинец Магриньят. Все знали, что от этого типа всего можно было ожидать, но Хулио пошел на свидание по его просьбе.
В кафе было немного посетителей, даже завсегдатаев не было видно. Хулио сразу с порога заметил Магриньята. Тот поднялся и пошел ему навстречу, широко раскинув руки. Обнял и похлопал по спине: ни дать ни взять старые приятели встретились. Говорили недолго. Магриньят сообщил, что якобы тайная полиция по приказу Мачадо подослала в столицу Мексики двух типов, чтобы убить Мелью. Магриньят советовал ему скрыться.
— Этот президентишка рвет и мечет, говорит, что доберется до тебя и покажет, как поносить кубинское национальное знамя.
Хулио смотрел на Магриньята и думал, что он за человек. Совсем недавно Хулио получил два письма из Нью-Йорка. Одно было от Леонардо Фернандеса Санчеса, который писал, что Хулио должен остерегаться двух людей, которые направились в Мексику. Не Магриньят ли один из них? Конечно, надо верить Леонардо, он не только друг, но и товарищ по борьбе… А все-таки что делает в Мехико этот Магриньят? Хулио молчит и смотрит на своего собеседника, словно пытаясь разгадать, что у того на уме. А тот говорит, говорит без умолку. В зале немного посетителей, взгляд Хулио рассеянно скользит по ним: все незнакомые лица. Парочка, другая, а в углу четверо в потертых пиджаках молча тянут пиво. Еще какие-то двое с бокалами, явно не мексиканцы… «А вдруг они уже здесь, — как молния мелькнула мысль, — здесь, в зале?!» Словно в вихре завертелись в голове мысли… Нет, надо пойти домой и в спокойной обстановке все обдумать и посоветоваться с товарищами. Борьба пошла не на жизнь, а на смерть. Агенты Мачадо рыскают не только здесь, но и в Париже, Нью-Йорке, Коста-Рике, Мадриде — везде, где есть отделения АНЕРКа. Поднялся и протянул руку: чтобы без всяких объятий. Магриньят улыбался:
— Можешь рассчитывать на меня, ты же знаешь, я сам в 25-м пострадал, когда к власти пришел Мачадо. Все, кто был с Менокалем, все пострадали. Так что…
Хулио уже повернулся к нему спиной. Надвинув на лоб широкополую шляпу, он вышел на улицу.
Был десятый час вечера. На углу проспекта Морелоса ждала Тина. Она взяла его под руку, и они медленно пошли к дому.
— Телеграмму я послала, как ты написал… О чем ты думаешь? — Тина ласково смотрела на Хулио, чуть повернув голову в его сторону. — Слышишь, — тихо повторила она, — я послала телеграмму на имя Карбо…
«Просим разоблачить до конца клеветническую кампанию, — вспоминал он написанный им текст, — начатую нашими врагами не было надругательства знаменем подробности почтой…»
— Ты знаешь этого Магриньята? Он убеждал меня, что готовится мое убийство… Ради этого сюда прибыли из Гаваны какие-то два типа…
— Как он тебя нашел?
— Он же живет здесь не знаю с каких времен. Мне Алехандро Баррейро рассказывал, что у Магриньята в Гаване были игорные дома…
— А как он попал в Мексику?
— После драчки с Мачадо. Этот тип друг консерваторов и их ставленника Менокаля, разумеется, после победы Мачадо на выборах, ему, как ярому консерватору и менокалисту, пришлось смотать удочки. Сама понимаешь, нам он не пара, он-то дождется «амнистии» генерала и вновь закрутит рулетку в Гаване…
Они дошли до улицы Абраама Гонсалеса, завернули за угол и пошли по ней. Тина слегка прижалась к плечу Хулио. Она уже слыхала об опасности. Товарищи предупреждали ее еще в декабре. И каждый раз, когда Хулио уходил из дома, ей становилось тревожно на душе… Он повернул голову к Тине, их взгляды встретились, он прижал ее руку к себе. И на какое-то мгновение тревога отступила, и теплое чувство счастья захватило все его существо. Оба невольно ускорили шаги. Его спокойствие, кажется, начинало передаваться ей. В эти тяжелые январские дни он оставался спокойным и сдержанным, как никогда. Она понимала, что за этим скрывается страшное физическое и умственное напряжение. Он был похож на скрученную пружину, готовую в нужный момент раскрутиться и ответить ударом на удар.
Они шли по улице, готовящейся ко сну, редкие магазины уже были закрыты, опускал металлическую решетку хозяин булочной, что напротив их дома. Вот и угольная лавка…
Черную тишину улицы прорезали два резких удара, словно щелчки бича: один, через несколько секунд второй. Она не сразу поняла, что это такое… Хулио дернулся и резко повернулся назад. Он не то падал, не то пытался броситься вперед, тело его наваливалось на Тину, а она в ужасе растерялась. Затем, словно споткнувшись обо что-то, он вытянул вперед руку и привалился к стене дома. Тине стоило неимоверных усилий удерживать его. Медленно, опираясь рукой о каменный выступ на стене, он опускался на тротуар.
