Мелодия для любимой - [3]

Не в силах сдержать любопытства, Джесси выглянула из-за спины сидевшего впереди нее музыканта. Как всегда, Эдди следовало бы подстричься, его почти черные локоны обрамляли выразительное лицо. И он так и не научился одеваться как подобает.

Но время все же изменило его внешность. Он стал шире в плечах, раздался, игривая юношеская красота обрела волнующую мужественность. Джесси не готова была воспринимать его таким. Его образ, девять лет назад отпечатавшийся в ее памяти, не соответствовал тому, что она видела сейчас. Лицо казалось темнее, жестче, несло отпечаток опыта, о котором она ничего не знала, и это неожиданно опечалило ее.

Соседке Джесси явно хотелось поделиться впечатлением:

— Обалденный мужик!

В ответ она промолчала. Что может знать эта бедняжка? Внешне Эдди привлекателен, но не в том его сила. Людей притягивало к нему нечто более интригующее. Его уверенность, манера держаться чуть свысока, легкость, с которой он добивался успеха во всем, энергичность и юмор, а главное — непредсказуемость. Эдди — это комета, на хвосте которой очень многие желали бы прокатиться, чтобы хоть на мгновение испытать приятное возбуждение.

Сбросив куртку на стул, он последовал за мистером Эндрюсом на сцену. И без того учащенно бившееся сердце девушки заколотилось чуть ли не панически. Она не готова к такому. Как ей реагировать?..

С Эдди они расстались плохо, долгая дружба рухнула. Тогда им было по восемнадцать.

А они ведь даже не поругались, когда вернулись из злополучного похода. Напротив, Эдди извинился и даже пытался шутить по поводу случившегося на горе Барс, будто речь шла о глупой ошибке, которую легко забыть.

Более того, остаток лета он, словно сыпля соль ей на раны, игнорировал ее. Впрочем, за это тоже потом извинился, объяснив, что усиленно готовился к поступлению в колледж. Но Джесси же не слепая и видела тех длинноногих красоток, с которыми он разгуливал. Для них у него находилось время!

Перед отъездом он даже не пожелал проститься с ней лично, ограничился телефонным звонком. И все кончилось. Умерла их вечная дружба.

В рождественские каникулы, когда Эдди приезжал домой, они, конечно, виделись, но оба испытывали жгучую неловкость, их разговоры стали такими напряженными, что Джесси чувствовала себя совершенно выдохшейся после этих встреч. Затем его родители переехали в Майами, и с тех пор они уже не встречались. Некоторое время еще переписывались, потом, скорее по инерции, обменивались поздравительными открытками, наконец и почтовая ниточка оборвалась…

Эдди остановился у рампы в нескольких шагах от мистера Эндрюса, засунув руки в задние карманы джинсов. Джесси замерла под взглядом угольно-черных глаз, устремленных на оркестрантов. Интересно, узнает ли он ее? Не то чтобы это имело теперь значение, просто не желает воскрешать знакомство с Эдди Палмером из-за возможности подвергнуться шоковой терапии.

Его взгляд обежал музыкантов — скрипки, альты, флейты… Бровь удивленно вскинулась, когда увидел Джесси.

Она сглотнула слюну, застыла в ожидании. Он же — медленно, чувственно улыбнулся.

— Леди и джентльмены… — дирижер постучал палочкой по пюпитру, — многие из вас спрашивали, будет ли у нас приглашенный солист на рождественском концерте? — У Джесси глаза полезли на лоб. Приглашенный солист? — Еще вчера я сам сомневался, — продолжил мистер Эндрюс, — при наших-то скромных финансовых возможностях сие почти нереально, однако сегодня могу сообщить: у нас будет солист! Его зовут Эдди Палмер.

Эдди наконец отвел от девушки взгляд, и она перевела дыхание.

— Кое-кто из вас мог знать Эдди, — продолжил дирижер, распрямляя сгорбленную спину. — Он вырос в Вустере, и уже юношей проявил себя талантливым и разносторонним музыкантом. Не удивительно, что именно Палмер, выиграв приз «Надежда», получил стипендию на весь курс в престижном колледже для молодых дарований.

Джесси вздохнула. Да, она помнит, как легко Эдди овладевал все новыми инструментами, пока она едва управлялась с флейтой, и то болезненное ощущение, которое вызвала его победа на конкурсе.

Джесси охватили воспоминания о том знаменательном дне: тихое журчание двигателя его спортивного автомобиля, остановившегося у почтового ящика, висевшего на доме Палмеров. Как Эдди раскрыл конверт и, обернувшись к ней, восторженно поднял вверх большой палец. Ее почтовый ящик, куда они потом тоже заглянули, оказался пуст. Запах чайных роз ей ненавистен с тех пор. Не то чтобы она завидовала Эдди. Нет, испытывала радость за него и в то же время сердечную боль.

Мистер Эндрюс рассказывал то, о чем она и без того знала: окончив учебу, Эдди играл с небольшим филармоническим оркестром в Португалии, потом в Аргентине, записал несколько альбомов классики и джаза, а недавно вернулся из долгих гастролей по Японии. После переезда в Майами мать Эдди регулярно присылала в вустерскую газету сообщения об успехах сына. Ей было чем гордиться.

Девушка внимательно оглядела Палмера — все его шесть футов и два дюйма. Знаменит, уверен в себе — между ними пропасть. Но, может, она существовала всегда?

Собственно, почему они подружились, было выше ее понимания. Разве что их дома находились по соседству через улицу? Эдди был ее антиподом: чрезмерно заинтересованным во внешнем успехе, чуждым условностей, дерзким. Будучи человеком волевым, он верховодил и слишком часто навязывал ей свой выбор, свои интересы, провоцировал на поступки, на которые она сама не решилась бы.