Мелодия Бесконечности. Первый аккорд - [96]

— Вот и замечательно! — Дэни ответно улыбнулась, — Я тоже, вроде бы, ничего так. Джек ещё занят с документацией, а я захотела прогуляться в саду на сон грядущий. Не составите мне компанию?

— Хорошая мысль, — рыжая богиня с энтузиазмом приняла эту идею, — Ями не помешает подышать свежим воздухом, — потом она обратилась к парню, — Идёшь с нами?

— А можно? — Марк поднялся с кушетки и, пошатнувшись, ненароком задел плечом златовласую.

Девушка содрогнулась от его прикосновения — она взглянула на него и чуть не разрыдалась, инстинктивно приложив руку к правому глазу, с трудом пытаясь вдохнуть воздух — нет, это только страшные воспоминания, и не более, но это ценные воспоминания о тех, кого связывали узы — крепче, чем дружба, сильнее, чем любовь, больше, чем жизнь.

Он всё понял и молча кивнул, а сам тоже готов был заплакать от непонятного чувства, мучительно и сладостного.

— Что с тобой? Всё хорошо? — обеспокоенно поинтересовалась Кали.

— Да, всё — очень хорошо. Просто небольшое недомогание, — улыбнулась Дэни, — Вы идите вперед, а мы вас догоним — он мне поможет.

— Обопрись на меня, — юноша взял её под руку.

— Юто… — прошептала Даниэлла, не спуская глаз, всматриваясь в его лицо, — Но, как? А Марико? Что с ней?

— Она всё время была рядом с тобой, — ответил он, улыбнувшись.

— Маргарита? — взволнованно уточнила девушка, — А Ори?

— Этого я не знаю, — покачал головой парень, — Всё будет хорошо. Всё плохое осталось в прошлом. Я обещаю, что всё будет хорошо, сестрёнка.

Вдруг, оба насторожились.

— Прошу прощения, — Марк повернулся, прислушиваясь к звукам, доносившимся из палаты, где оставались Маргарита и Джон, — я сейчас, — он бережно усадил златовласую на топчан и решительно направился назад в палату.

Джон, превозмогая боль и слабость, вскочил с постели:

— Это он? Ответь мне — это он сделал с тобой?! — его глаза горели бешеным огнём.

— Жан, не стоит… — снова несмело промолвила Маргарита, — Это, правда, уже не важно…

— Не важно, говоришь?! То, что ты пережила по его вине — не важно?! — его голос сорвался на крик.

— Не повышай голос на неё! — на пороге появился Марк, привлеченный громким голосом Джона, — Стребуй ответа с мужчины!

— И давно мы стали такими благородными?! Не поздновато ли?! — криво ухмыльнулся Джон, и сам не заметил, как, выплеснув всю боль, двинул парню со всей силы в челюсть — и черным ядом от сердца по крови растеклось безумие, и проснулся внутри свирепый и беспощадный демон, готовый разорвать на куски своего противника:

— Ты бесконечно виноват перед этой женщиной. Ты ответишь за каждую её слезу, за всю ту боль, что ты ей причинил! Ответишь мне! — в приступе гнева Джон уже не соображал, куда он бьёт — да куда попадёт, просто и без затей, ярость и горе затмевали разум, прежде сиявший благородством и великодушием, он же успел простить соперника, но горе и отчаяние от осознания потери слились в одно помрачение, мешавшее ясно видеть — и этого он не в силах был простить…

— Жан, прекрати! — Маргарита остановила его руку, — Ты же не зверь! Это не облегчит боли. Он не дал тебе умереть — он отдал свою кровь, когда ты был при смерти. Он вернул мне тебя! Если я смогла его простить, то и ты сможешь.

— Любое место и время — как будет угодно Вашей Милости, — юноша поднялся с пола, вытирая рукавом кровь с разбитого лица.

— Маргарита, отойди, — Джон отстранил её, — Не вмешивайся, это наше с ним дело, — он схватил юношу за грудки и припечатал к стене, — Мне угодно сейчас же!

Прежде чем девушка успела что-либо сообразить, они оба исчезли.

— Жан! Марк! Всевышний Боже, вразуми обоих, — как марионетка, у которой перерезали верёвочки, Маргарита бессильно упала на колени, — На кого уповать мне в молитве моей, если злоба сильней и обида сильней? Кровь не унять речью пустой, месть наполняет каждый голос немотой… — горько процитировала она.

— Напомни, на чём мы остановились в последнюю нашу встречу, — Джон отшвырнул юношу на песок арены, — Поднимайся! — крикнул он и кинул ему один из появившихся у него в руках мечей.

Марк встал и взял в руки оружие — в его потухших глазах были лишь отрешенность и безразличие.

После вечерней идиллии, погода резко испортилась.

Набежавшие, тяжелые серые облака закрывали небо, пронизывающий ветер стегал начавшимся ледяным дождём.

Как была в одной ночной сорочке, босиком, с распущенными волосами, кинулась она искать их. На шум из всех комнат высыпал народ. Прибежавшие на крики Маргариты, друзья пытались выяснить, что же произошло, но, находясь в почти шоковом состоянии, она не могла ничего мало-мальски внятного выдавить из себя, бешено вырываясь из их рук.

Наконец, она рывком освободилась из объятий Даниэллы.

Она бежала, не замечая ничего вокруг, бежала, уже не помнила, сколько времени… пару раз упав, счесав колено и локоть, насквозь промокнув.

Эти двое сражались неистово, осатанело — капли дождя разбивались о лезвия, смешиваясь с кровью. Джон рубил нещадно, без разбора. Дождь бил по лицу и глазам. Перед глазами — кровавая пелена, и одно желание — резать и кромсать, ответить на боль ещё большей болью. Боль затмила собой всё — больно было дышать, больно было думать, больно… очень больно… слишком больно… невыносимо.