Маргарита была счастлива узнать, что Джон и Марк быстро восстанавливали силы, и уже могут покинуть больничное крыло — сегодня, спустя многие дни, они с мужем снова проведут ночь вместе.
Маргарита поставила на столик поднос с двумя чашками кофе с молоком и корицей и блюдцем с круассанами с шоколадом, присыпанными сахарной пудрой.
— Мадам Дестинофф, вы стали ещё прекраснее, — Джон взял её за руку, пытливо изучая взглядом, — А к этому кофе ещё десерт прилагается? — он притягательно сузил глаза.
— Хотите сказать, месье, что вы уже идёте на поправку? — Маргарита знала, что ни когда не могла устоять перед его обаянием и напором, но, принимая правила игры, решила ещё подразнить, проверяя, скорее себя, чем его, на выдержку, а щеки её горели, — Не убедительно — попробуйте ещё раз, месье, — она спокойно откусила кусок хрустящей булочки, облизав шоколад с губ.
— Вам нужны доказательства, жизнь моя? — он взял круассан из её рук и вернул его обратно на тарелку, — Такое доказательство вас устроит? — она почувствовала жар его губ на своих губах, — Господи, как же я соскучился по тебе. Только ты — моя болезнь и моё исцеление. Только ты можешь успокоить демона во мне. Ты — моё очищение. Только ты — моё убежище от самого себя, мой ангел милосердия, оберегающий меня от грехов, — он взял её ладони и поцеловал по очереди каждый палец на её руках.
— Я всегда буду хранить тебя, — сдалась Маргарита, давая ему полную свободу действий, — Я тоже невозможно скучала.
— Сколько бы лет не прошло — я всегда буду безумно желать тебя, — и он был совершенно искренен.
— А я всегда рада буду исполнить это твоё желание, — и больше не нужно было ничего говорить.
— Как же я хочу тебя… но, тебе столько всего довелось пережить за последнее время. Останови меня сейчас, если не готова, — пошептал он у самого её уха, согревая и щекоча своим дыханием, — Потом может быть поздно… Рядом с тобой я просто теряю голову и забываю, кто я, где я — всё это растворяется в вечности, когда ты со мной.
— Так помоги же мне забыть тот ужас! Только посмей теперь остановиться, — задыхаясь, произнесла девушка, с упоением покоряясь власти его рук, — Я так истосковалась по тебе! По твоим поцелуям, по объятиям твоих рук, по теплу твоего дыхания, по отзвуку биения твоего сердца под моей рукой, лежащей на твоей груди. Я снова хочу почувствовать себя живой.
— Возьми дыхание моё, — и не было сейчас во всём мире счастливее мужчины, чем он.
А дальше — они уже не помнили себя, не помнили, как сбросили стесняющие одежды… От неё пахло ванилью и корицей, а на губах остался привкус шоколада и сахарной пудры — и не было для него в мире ничего более пьянящего, чем этот аромат её, и ничего более сладкого, чем этот вкус её губ, и он сойдёт с ума, не испив эту сладость её уст.
А её сводил с ума терпкий аромат его парфюма с примесью освежающего запаха хвои, нежность его рук, тепло его губ и зной жаркого летнего вечера.
И каждый из них был, в равной степени, всесильным господином и покорным рабом. И каждый друг для друга был Солнцем, вокруг которого вращается его космос, один — сильный и надежный, со смуглой кожей и чарующим взглядом тёмных глаз, в глубину которых она старалась вложить всю свою нежность, другая — нежная и хрупкая, с тёплым взглядом больших глаз, смотрящих с любовью, и огромным сердцем в маленьком теле, готовым обнять весь мир.
И остался только жар прикосновений и поцелуев на коже, и серебристый воздух вокруг стал ощутимым, тяжелым и вязким, и в нём утонули все пережитые страхи, тревоги и печали, задушенные крепкими объятиями сплетающихся тел, укутанных вуалью нежного света полной Луны. Кожа к коже, изгиб к изгибу — ближе, ещё ближе, максимально близко…
— Il est beau comme le soleil![43] — только и смогла произнести она, — Моё Солнце…
— Сладкая моя… необыкновенно сладкая моя девочка… — выдохнул он, стараясь дотрагиваться до её спины как можно нежнее и аккуратнее, чтобы своими ласками не причинить ей дискомфорта.
Остывшие кофе и круассаны нужно будет снова разогревать.
Даниэлла блаженно потянулась и лениво зевнула, почувствовала рядом тепло мужа и поцеловала его. Взмах пушистых ресниц — и Джек открыл глаза:
— Доброе утро, солнышко! — он поцеловал её и зарылся лицом в её светлые волосы.
— Доброе утро, любимый! Ну, что, поваляемся ещё? — она подарила ему нежный поцелуй.
— Я думаю, и без нас Земля не перестанет вращаться, — он привлек девушку к себе, проведя рукой по гладкому тонкому шелку её сорочки светло — голубого цвета.
— И это был правильный ответ, — рассмеялась белокурая, сильнее прижавшись к нему, и безграничным было то наслаждение, что дарили друг другу их руки и губы, доводя до изнеможения.
Наконец, когда молодой хирург выпустил её из сладостного плена своих рук, девушка попыталась встать, и, вдруг, всё закружилось перед глазами, пол и потолок комнаты, неожиданно, куда-то уехали. Даниэлла быстро села опять на кровать и несколько раз тряхнула головой, чтобы прогнать это головокружение:
— Так что ты там говорил про вращение Земли, дорогой? — девушка виновато улыбнулась.
— Что с тобой? — озабоченное выражение лица мужа заставляло её нервничать, — Тебе нехорошо?
