Мелодии космических океанов - [3]

в безвозвратных листах, разметавших простор

для меня.

На волне серых туч, изорвавших беспамятство

навзничь,

я пройду Рубикон из асфальтовых северных врат.

В кратком сне я увижу творенья ужасных пожарищ.

Словно жертвенный столб, обопрется

на косточки сад.

И наступит апрель, хваткой нежной и светом

небесным,

как всегда, на земле лист из пепла опустится в ад.

Снег умрёт, как герой. И над полем печали

безбрежным,

бог исполнит ноктюрн, повернув время жизни назад.

Нас застанет врасплох кружевное свеченье надежды,

ручейкам наших слов день расставит пластины

из луж.

Позовёт нас к себе одичавшее тело как прежде,

что вчера из окон в нас плевало и прятало нож.

Знаю я, всё пройдёт. И на этом поставлена точка,

как траве брат ноябрь произнёс приговор второпях.

На ногах – из цветов и из слов суррогатная дочка

нас научит любить шум планет и улыбку на белых

костях.

И затянет петлю из опавших сомнений жестоких,

криком серым восток запоздалое счастье спугнёт.

И повиснет заря на изнанке небес одиноких.

И отправится в ночь беспричинного пьянства оплот.

А гроза вдалеке уличит в злонамеренье лето,

красноглазым кострам даст гусиные шеи воды.

И замрёт вдалеке жёлтый лес из забытых ответов

на вопросы морей и запросы скуластой беды.

Выстрел в спину из слёз изменил нашу милую розу,

как награда небес от звезды синевою цвела пустота.

В сотне строк роковая страда из степного обоза,

между стрел улетела в пространство столетий из сна.

Мир однажды оглох от воскресших магнитных

свечений

в белой коме небес с захудалыми трупами зим.

Одиноких сердец и погибших изменчивых мнений,

что застряли в окне, как засушенный осенью гимн.

На небесных лугах из муара цветных отклонений

лёг чернёным стволом желтоглазый захватчик часов,

жезлом новых идей и душевным сиротством молений,

кирпичом из стекла и извечной тоскою постов.

Родниковым песком серебрил очертанья галактик,

обручальным кольцом закрепил основания дел,

волком выл от любви, признавал безобразие тактик,

что лежат на виду и являются вектором стрел.

29.07.2012

Февраль

За кудрявой метелью дымится оркестр —

незаметное чудо.

Этот праздник для белых и снежных невест никогда

не забуду.

На крыльце слышу эльфом украденный смех —

звук трубы и тромбона.

Превратился в орган свеже-вытканный снег,

в перебор полусонный.

На плечах у слегка задремавшей луны – паутинка

и роза,

и мелодия нежной февральской струны – не печаль

и не слёзы.

Это – вздох родников и нагруженных рек,

надрывающих вены,

тихий взгляд белизны из-за вымокших век —

это шёпот за сценой.

И уйдут в календарь обедневшей зимы

наши сны и моленья,

в недочитанный край той далёкой страны,

где живут сновиденья.

01.02.2013

Сегодня утром

Сегодня утром мир особо неясен.

Над морем взмыл небесный тарантас.

Аквалангист в воде голубовато-снежен.

Солнцеворот вращает вечность вокруг нас.

Тангенциально срезан путь тумана

и шум рассеян жёлтыми лучами.

Над горизонтом птицы караваном

летят навстречу свету, без печали.

И я как будто погружаюсь в море.

Как океан во мне воспоминанья.

Дорог в миру – нехоженое поле,

а пики гор – осколки подсознанья.

12.01.2014

Пятигорское время

Творенье братьев Бернардацци

струной эоловой поёт.

В страну цветов, в страну акаций

мотив волшебный разольёт.

Дорогой солнечного цирка

уходит в горы караван,

где эльф чудной на паутинке,

где день велик, как океан.

Вдоль сосен мраморные скалы,

Эльбрус – двуглавый великан.

Летит весна косынкой алой

над тенями зелёных стран.

За дымкой неба кто-то вертит

природу светового дня,

как разыгравшиеся дети,

лучи весны смешат меня.

Я здесь – в эпохе без названья,

я здесь – в затерянном раю.

Как у истоков мирозданья

я душу ветру отдаю.

Пускай несёт её вдоль сказки,

вдоль улиц тихих и домов,

пускай предаст мирской огласке

сказанья духов и богов.

Пускай расправит крылья тело,

пускай глаза увидят рай.

Могучий призрак в бурке белой

пусть позовёт в султан – сарай.

30.04.2013

Димка

За стеной ты теперь,

за стеною ушедшего лета,

в прибаутках смешных

и на сваях бетонных дворцов,

на опорах судьбы,

заплутавшей меж; пьяниц бессонных,

у дверей тишины,

где встречаются дети руин.

Там сбежавшие дни

ошалело ведут на просторы.

Мы не помним себя,

околдованы духом реки.

Эх, Кубань ты моя,

заставляешь вибрировать сердце.

И уходит печаль

в камыши,

вдоль блестящей воды.

Но пришёл алкоголь

и потребовал душу и тело,

чтобы жил ты, как все,

и дышал по приказу вина.

И никто не помог тебе, Димка,

ни братец, ни мама,

видно крепко схватил

тебя бешеный друг Дионис.

Лишь закрою глаза —

и стоишь ты с мопедом в обнимку,

говоришь: «Как делишки, старик?

Не грусти. Может, к речке майнём?»

На листах облаков

перфокартами вечного неба

нас затянет в спираль

и запишет в иероглифы снов.

Лишь загрузка пройдёт,

и улыбки появятся наши.

У хмельных берегов,

у кубанских родных берегов.

13.07.2013 (Старому другу).

Шкала амальгамы

Я видел: эпохи толкались лбами

и били хвостами теории рыбы,

как истину жрали промежду столбами

учёные – нелюди с розовым рылом.

Смешалось тогда это время больное

с тревогой навозной на телеэкране.

И вышел вздохнуть я на чистое поле,

сравнить наше горе со шкалой амальгамы.

Увидел я ясно, увидел я точно,

из самых идейных остались пропойцы,

из тех, кто дурманились денно и нощно,

а в битве последней всегда видят солнце.