Мэллори - [3]

Корридон резко встал и подошел к бару.

– У тебя наверху есть комната, из окна которой просматривается улица? – спросил он, навалившись всей тяжестью на стойку бара.

– И что дальше? – подозрительно спросил Цани.

– Я хочу посмотреть на дождь.

Цани колебался.

– Ну, если ты настаиваешь, – сказал он наконец. – Там комната Эффи. Она еще не спит, я могу позвать ее.

Он приоткрыл дверь позади бара, громко свистнул, потом крикнул:

– Эй, Эффи, поди сюда.

Повернувшись к Корридону, он спросил:

– Нет, зачем все-таки тебе понадобилось посмотреть в окно?

– Не суйся в мои дела, Цани, – сухо ответил Корридон. – Ты начинаешь меня раздражать.

– Я только спросил…

– Заткни пасть! – нетерпеливо прикрикнул Корридон. – Ты слишком много задаешь вопросов!

Дверь позади бара открылась, и вошла Эффи. В последний раз Корридон видел ее, когда ей было лет пятнадцать. Тогда это была маленькая, неуклюжая девчушка, худенькая, тихая, с неоформившейся еще фигурой. А ведь Макс прав, подумал Корридон, совершенно ошеломленный. Без ее недостатка – у Эффи была заячья губа – она была бы настоящей красавицей!

При виде Корридона кровь бросилась в лицо девушке, ее глаза заблестели. Корридон знал, что он для нее всегда был кумиром. Он давно покорил ее сердце, правда, это ему немногого стоило.

Эффи… Шесть лет назад Цани подобрал ее на тротуаре у дверей своего клуба. Поскольку она наотрез отказалась говорить о своем прошлом, нетрудно было догадаться, что она убежала из дома. Тогда это было маленькое, жалкое создание, умирающее от голода, грязное, с большими зубами, видневшимися из-под заячьей губы. Цани нашел выход, устраивающий обе стороны: ему требовалась кухарка, а так как никто не разыскивал девчонку, он предложил ей остаться у него и теперь нещадно эксплуатировал, как и всех своих служащих.

– Добрый вечер, мистер Корридон, – тихо проговорила девушка.

Цани злорадно усмехнулся, заметив ее смущение. Его смешило, что Эффи по уши влюблена в Корридона.

– Поднимись вместе с ним в свою комнату. Он хочет посмотреть в окно или еще бог знает куда.

Следуя за Эффи, Корридон прошел через бар и попал в плохо освещенный коридор. Едва только за ними закрылась дверь и не стало слышно голосов, он поймал девушку за руку и притянул к себе.

– Ну как, Эффи, ты довольна, что снова видишь меня? – с улыбкой спросил он. – Ты, конечно, будешь возражать, но я держу пари, что за все это время ты и не вспомнила обо мне.

– О, что вы, совсем наоборот! – пылко запротестовала она. – Я никогда вас не забуду! Клянусь! Только… я не надеялась снова увидеть вас.

– И ошиблась! Мне тоже не хватало тебя, Эффи!

Он рассматривал ее, держа за руку, и неожиданно понял, что ему действительно не хватало ее.

– Как ты изменилась! Как в сказке. Честное слово, ты стала настоящей красавицей.

Она закрыла ладошкой верхнюю губу.

– Не надо так говорить… Это неправда.

– Это ничего не значит – то, о чем ты сейчас подумала. Мы все устроим, только подожди. Ты мне веришь?

Неожиданно ему в голову пришла мысль, и, не думая о последствиях, он продолжал:

– Я знаю парня, который может устроить это. Ты будешь довольна! Как только у меня появятся деньги, мы этим займемся. Ждать осталось совсем недолго, месяц или чуть больше.

Но едва только он закончил эту прекрасную речь, как тут же пожалел о своем легкомыслии. Он часто поддавался таким безотчетным порывам. Не далее как на прошлой неделе он вручил пятифунтовый билет старушке, которая торговала белыми цветами: ему хотелось увидеть ее лицо в тот момент, когда она осознает свое незапланированное богатство. В тот же вечер возле театра Стренда он заметил бедно одетую пару, которая тоскливо разглядывала фотографии артисток. Он купил им два билета в ложу и удалился, обнажая в улыбке все свои зубы при виде двух ошеломленных лиц. Но на этот раз ему не следовало поддаваться благородному порыву, и преданность, которую он прочитал в глазах Эффи, лишь увеличила его замешательство.

Она беспредельно верила ему. Во время войны, когда его часть стояла в Лондоне, он почти все свободное время проводил в «Домино-клубе» и, к большому неудовольствию Цани, нередко заходил на кухню поболтать с Эффи и даже помогал ей мыть посуду. Он делал это не только из жалости – ему приятно было собственное великодушие. Но все обернулось не так, как он предполагал. К большому удивлению, он вскоре обнаружил, что и сам нуждается в Эффи, вернее, в ее обожании. Она призналась как-то, что каждый вечер молит за него Бога, и он еще подтрунивал над ней по этому поводу. Но, как ни странно, мысль об этом поддержала его, когда он попал в лапы гестапо. Она была единственным человеком на свете, который так доверял ему, и это доверие будило в нем глубоко затаенные, почти забытые чувства. Он мог подсмеиваться над ее молитвами, недооценивать ее, но рано или поздно должен был ощутить то тепло, которое исходило от нее и согревало его одинокую душу…

Эффи смотрела на него беспокойно, как пес, который видит кость, но не может достать ее.

– О, нет! Это невозможно! Через месяц?!

– Ну, скажем, через шесть недель. Все зависит от того, когда у меня появятся деньги. Самое большее – два месяца.