Мельхиор - [9]

Женни чуть не вскрикнула от боли и взглянула на него с упреком; по ее щеке скатилась слеза. Но при тусклом освещении Мельхиору почудилось, будто он прочел в ее влажных глазах прощение и такую страстную нежность, что он чуть не упал к ее ногам.

Тогда, сделав над собой усилие, он сказал, что пойдет распорядиться насчет света, бросился по трапу к люку, выбежал на палубу, перемахнул через коечные сетки и в изнеможении упал на руслени.

Эти скамейки, прикрепленные с наружной стороны к корпусу корабля, представляют собой очень удобные сиденья, чтобы мечтать или дремать на подветренной стороне тихой летней ночью, когда свежий и чистый воздух расширяет легкие, а пена мягко целует вам ноги.

День выдался пасмурный; небо еще было усеяно длинными узкими, клочковатыми облаками, когда луна начала подниматься из океана. Ее диск был огненно-красен, как раскаленное железо; один край был еще погружен в черноватые волны, а другой врезался в синюю полосу, окаймлявшую горизонт.

Можно было подумать, что угасающее светило в последний раз восходит над миром, готовым погрузиться и хаос. Для души, исполненной любви, а следовательно, и суеверия, в этой тусклой и кровавой луне было нечто зловещее.

Мельхиор стал думать о боге. Он больше не спрашивал себя, существует ли бог; он слишком нуждался в нем, чтобы сомневаться; он заклинал бога охранять его и спасти Женни.

Легкий шум заставил его поднять голову; обернувшись, он увидел над собой какую-то прозрачную тень, как будто порхавшую на поручнях корабля. Это Женни неосторожно и шаловливо преследовала своего беглеца. Ее белое платье хлопало и раздувалось на ветру, а широкие складки панталон обрисовывали тонкие и округлые ноги.

— Уходите отсюда, Женни, — повелительно крикнул Мельхиор. — Вы упадете в море, вы с ума сошли!

— Если вы считаете меня такой неуклюжей, — возразила она, — подайте мне руку.

— Не подам, — раздраженно отвечал он, — женщины сюда не ходят; это запрещено.

— Вы лжете, Мельхиор!

— Порыв ветра может сбросить вас в море.

— А если я упаду, разве вы меня не спасете?

И, послушно поддаваясь мягким колебаниям волн, качавших корабль, Женни, то ли из кокетства, то ли желая позабавиться испугом Мельхиора, не двигалась с места, как молодая чайка, примостившаяся на тросах.

— Возможно, что мне не удастся вас спасти, Женни; но тогда я погибну с вами!

— Раз вы дрожите за себя, я избавлю вас от беспокойства.

С этими словами она прыгнула вниз, как белая левретка, и оказалась рядом с Мельхиором; он протянул руки, и от толчка девушка упала в его объятия.

Мельхиор чувствовал, как трепещет на его груди прекрасное тело, он вдыхал запах индийского муслина, пропитанного чистым девичьим ароматом, а лицо его ласкали развевавшиеся от ветра белокурые волосы Женни. Силы стали покидать его.

Облако застлало ему глаза, и кровь застучала в висках. Он прижал Женни к сердцу; но радость эта была мимолетна, как молния. Она сменилась мертвящим холодом. Он печально опустил девушку наземь и стоял угрюмый и немой, чувствуя, что у него нет больше сил страдать.

Но Женни, несмотря на свою неискушенность, в эту минуту, казалось, поняла всю опрометчивость своего поступка. Она смутилась, почувствовала неловкость и пожалела, что спустилась на руслени; но она пришла туда загладить свою жестокость, и сознание, что она делает доброе дело, придало ей мужества.

— Мельхиор, — начала она, — давеча вы не были уверены, что сумеете меня спасти, если я упаду в море. Мне кажется, это в вашем характере. Вы не доверяете судьбе; у вас есть мужество в несчастье, но нет веры в будущее.

— Каждому свое, — гордо возразил Мельхиор. — Вы довольны своей участью, еще бы! И я на свою не жалуюсь; мужчине это не пристало.

— Кто вас так изменил за последнее время? — спросила она мягко и вкрадчиво; ибо ей хотелось заставить его хоть немного добиваться ее благосклонности. — Вы прежде говорили, что несчастье властно только над слабыми сердцами. Что вы сделали со своим сердцем, Мельхиор?

— А откуда вы взяли, что оно у меня есть, Женни? Кто вам его показывал, кто им хвалился? Уж только не я. А если вы станете его искать и не найдете, кого в этом винить?

— Вы озлоблены, дорогой мой Мельхиор; у вас какое-то горе? Почему бы вам не поделиться со мной? Может быть, я сумела бы его смягчить?

— Хотите помочь мне, Женни?

Женни сжала руку Мельхиора и обещала сделать все, что в ее силах.

— Тогда оставьте меня, — сказал он, отстраняя ее, — больше я у вас ничего не прошу; по правде сказать, вы очень жестоки со мной, сами того не зная.

«Сами того не зная», — мысленно повторила Женни. Она почувствовала в этих словах заслуженный упрек.

— Я больше не буду жестокой, — горячо воскликнула он. — Послушайте, Мельхиор, вы считаете меня кокеткой? О, как вы ошибаетесь! Это вы были жестоким, и очень долго! Но все это позабыто. Мои горести кончились, пусть исчезнут и ваши!

И она улыбнулась ему сквозь слезы.

Но, видя, что Мельхиор стоит молча и неподвижно, она еще раз постаралась побороть в себе стыдливую женскую гордость, которую он не умел щадить.

— Да, дорогой брат, — сказала она, положив свои маленькие ручки на широкие ладони Мельхиора, — доверьтесь мне… Боже мой, ну как мне вам это сказать? Как заставить вас поверить? Вы не хотите понять. Виною в том ваша скромность, и я еще больше уважаю вас за это. Ну что ж! Я нарушу девичью сдержанность, открою вам свое сердце. К чему мне дольше таиться от вас? Разве вы не достойны им обладать?