Механическое сердце. Искры гаснущих жил - [44]

Секретность.

Утечка.

Бомба.

Звено к звену выстраивали цепь.

Взрыв, который сметает старые склады вместе с грузом и охраной.

Исполнитель и…

…виновный.

– Проклятье! – Кейрен уперся ладонями в ржавые прутья и рванул. Прутья не пошевелились. Цепь за прошедший час не успела проржаветь настолько, чтобы рассыпаться прахом. А замок и вовсе выглядел надежней прежнего.

И Кейрен, дернув его, плюнул.

Девчонка вряд ли сама понимает, во что ввязалась. Ее сдадут, чтобы успокоить общественность и полицию, но не живой. Живая, она слишком много знает и вряд ли станет молчать. А следовательно, где-то там, наверху, бестолковую девицу поджидал кто-то, кого она считала своим.

И в подтверждение слов потолок содрогнулся, обрушив на Кейрена дождь из щебенки. Там, наверху, в городе, который уже мыслился далеким, снова произошел взрыв.

Глава 11

В город Таннис выбралась коротким путем и, поднявшись с колен, кое-как отряхнулась. Светало. Свежий ветерок растрепал волосы, пробрался под влажный свитер, вытянул остатки тепла. Ну хоть дождя нет, все радость.

А тихо. Спокойно. Пустырь. Старая пожарная колокольня, уже полсотни лет как заброшенная. По странной прихоти судьбы разрушена она была пожаром. Огонь сожрал деревянные перекрытия, обрушил крышу, но оставил стены. И каждый год из диких местных мальчишек находился тот, кто забирался на самый верх колокольни…

У Таннис когда-то тоже получилось. Она до сих пор помнит и скользкие шатающиеся камни под руками, и страх, когда пальцы того и гляди соскользнут, землю, которая казалась такой далекой, пацанов, что свистели и кричали, подбадривая. А главное – вершину и ветер с реки, седой туман, растянувшийся вдоль берега этаким покрывалом, холод и жар. Ощущение небывалой, неодолимой высоты… разве может быть в жизни что– то лучше?

Тряхнув головой, Таннис велела себе думать о будущем. Например, о том, что соврать мамаше…

К дому она вышла, когда раздался второй гудок, на сей раз донесся он от заводских ворот. И значит, на смену свою Таннис опоздала. Она поморщилась, представив, что ей предстоит выслушать от старшего по цеху, но тут же рассмеялась: не предстоит!

Все закончилось!

И ранние подъемы, особенно тяжелые зимой, когда за окном темень, а на подоконнике – ледяная шуба. Мамашино брюзжание, что Таннис вновь тратит свечи попусту. И отсыревший за ночь, холодный хлеб, который приходится запивать холодной же водой.

Горячее будет вечером.

Дорога. Толпа у заводских ворот. Сонная охрана. И крысеныш Тейлор, что вьется, щиплет за задницу да томно закатывает глаза, намекая, что, будь Таннис посговорчивей, нашел бы для нее работенку иную, чистую. Не будет его, и тайной мечты свернуть уродцу нос, и отупляющей выматывающей работы, когда к концу смены остается одно-единственное желание – доползти до постели…

Таннис подставила лицо солнцу. Все переменится. Сегодня она соберет вещички… или даже собирать не станет, купит себе новые, поприличней. Попрощается с мамашей, которая, конечно, станет орать, а потом сядет рядом, обнимет и заплачет… что ей сказать?

Что любовник Таннис уезжает и с собой зовет.

Обещает устроить.

И денег дал. Да, мамаша увидит деньги и поверит в то, что этот ее любовник – человек порядочный. Правда, потом к ней явится Кейрен со своими вопросами, но… мамаша же не виновата, не знала она ничего про то, во что Таннис ввязалась, а значит, ничего ей не грозит.

…да и она сама уедет.

Таннис соврет про того же любовника, который и о мамаше позаботился.

Выстраивая мысленно будущую свою жизнь, легкую, безмятежную, она добралась до дома и с легкостью взбежала по лестнице. Дверь была открыта.

– Явилась! – Мамаша встала на пороге, уперев кулаки в бока. – И ночи не прошло! Где шлялась?

Она хлестанула тем же вчерашним полотенцем по лицу, но Таннис успела руку подставить.

– Ма, прекрати, – укоряюще сказала Таннис и на всякий случай отступила в коридор.

– Прекратить?

Захлопали двери, и раздался полусонный голос Стеллы:

– Заткнитесь обе! Задолбали!

Небось только-только явилась со своей смены. Работала Стелла отнюдь не на заводе, но, по ее же словам, за ночь выматывалась немерено. Молодая была, хорошенькая, и клиент шел охотно…

– Сама заткнись, шалава! – взвизгнула мамаша, но тотчас вспомнила, кто истинный виновник гнева. – И ты шалава! Вырастила дочку на свою голову! Где была?

– У любовника, – огрызнулась Таннис и, сунув руку под ремень, вытащила загодя припрятанную купюру. Благо та уже успела подсохнуть. – Вот.

Мамаша посмотрела на купюру, и на Таннис, и снова на купюру.

– Это чтоб одежду себе прикупила.

– К Шейсе не ходи! – тотчас отозвалась Стелла. – У нее все тряпье с душком. Лучше заглянь на Нарочный переулок, там новую открыли…

– И у Шейсе вещички неплохие. – Жадность пересилила гнев, и мамаша схватила купюру, потерла, проверяя, настоящая ли, а удостоверившись, что ассигнация не поддельная, спрятала у себя на груди. – На Нарочном небось цены…

– Так хорошее тряпье денег стоит, – возразила Стелла.

Таннис не стала слушать дальше, проскользнув мимо мамаши, она заглянула к отцу – спал, похрапывая во сне, нырнула за ширму и с огромным удовольствием стянула наконец свитер. Раздевалась Таннис быстро и, вытащив из старого шкафчика полотенце, намочила его и кое-как обтерлась.