Мэгги и Джастина - [24]

Джастина вдруг посмотрела на Клайда задумчиво и пристально, так, словно это был не человек, а какой-то неодушевленный предмет. Клайд понял, что все его жалкие попытки оправдаться привели лишь к обратному результату. А потом поторопился к выходу.

— Клайд, подожди, — окликнула его Джастина, когда он уже стоял у порога.

Он повернулся к ней, и Джастина прочитала в его глазах что-то похожее на испуг. Очевидно, Клайд действительно испугался, потому что голос его был точно таким же — слабым и сдавленным.

— Что?

Джастина придала своей улыбке мстительное выражение.

— Мы с Марком решили, что было бы очень неплохо, если бы ты пригласил нас на спектакль этой любительской труппы из Челси, где играет Констанция Шерард.

На лице Клайда появилась гримаса недоверия.

— Ты думаешь, что это необходимо?

Она пожала плечами.

— Думаю, что это было бы неплохо. А что в этом плохого? Собственно, я хочу посмотреть на Констанцию Шерард из чистого любопытства. А вот Марку это совершенно необходимо.

— Почему? — изумленно спросил Клайд.

Он чувствовал в словах Джастины какой-то подвох, но еще не сообразил, в чем дело. Как всякому мужчине, увлеченному только собой, для него было невыразимой мукой догадываться о мыслях женщины.

— Я так полагаю, — сказала Джастина, — что скоро Констанция Шерард будет партнершей Марка Симпсона в какой-нибудь новой пьесе. А потому он должен хотя бы узнать, как она ведет себя на сцене. Ну что, убедила я тебя?

Клайд растерянно развел руками, не зная, что сказать. Он и не думал, что из его рассказа о новой молодой актрисе будут сделаны такие глубокие выводы.

— Ну, — протянул он, — если вы так хотите, то я, конечно, приглашу вас с собой.

Джастина сделала удовлетворенное лицо.

— Ну, вот и хорошо, не забудь позвонить мне. Надеюсь, ты еще помнишь номер моего телефона?

Клайд пролепетал что-то невнятное и стремительно ретировался. Когда он исчез за дверью, Джастина вначале нервно рассмеялась, а потом, положив лицо на руки, несколько раз громко всхлипнула. Она догадывалась, что ее театральная карьера близится к концу. И дело было не в том, что она не могла играть в постановках у Клайда, она просто начала осознавать, что надвигается тот мрачный рубеж, о котором ее предупреждала мать во время их последней встречи в Дрохеде. Но тогда Джастина почти не придала значения этим словам Мэгги, а теперь она почти физически почувствовала, что начинает стареть и даже как актриса выглядит уже не такой убедительной. Да, она могла бы перейти в другой театр или опять вернуться в кино, получить хорошую роль, но каждый новый день напоминал бы ей о том, что отныне она стареет.

10

Субботнюю ночь Джастина провела одна. Лион, как всегда, был в отъезде, направившись по неотложным делам в Рим. Джастина провела беспокойную ночь, ночь ужаса и какой-то ужасающей радости, когда в клетках мозга возникали видения страшнее самой действительности. Живые и яркие, как всякая фантастика, исполненные той властной силы, которая делает таким живучим безумное искусство, как будто созданное для тех, кто болен мечтательностью.

Она проснулась еще до рассвета, увидев, как постепенно белые пальцы зари проникали за портьеры, и казалось, будто портьеры дрожали. Черные причудливые тени бесшумно уползали в углы комнаты и таились там. А за окном шумели голыми ветками деревья и были слышны вздохи и завывания ветра, который налетал откуда-то издалека и долго бродил вокруг безмолвного дома, словно боясь разбудить спящих, но все же вынужден был прогнать сон из его бархатного убежища.

Одна за другой поднимались легкие, как вуаль, завесы мрака. Все вокруг медленно обретало прежние формы и краски, и на глазах Джастины рассвет вернул окружающему миру его обычный вид. Тусклые зеркала снова начали жить своей отраженной жизнью. Потушенная лампа стояла там, где ее оставили накануне, а рядом лежала полузакрытая рукопись, которую Джастина так и не дочитала. «Вообще-то нужно бы как-нибудь вернуть ее автору, этому неудачнику Ролсону», — подумала Джастина, беспокойно ворочаясь в постели.

Ничто вокруг как будто не изменилось. Из призрачных теней ночи снова вставала знакомая действительность. Джастина с болью осознала, что нужно продолжать жизнь с того, на чем она вчера остановилась, и что она обречена непрерывно тратить силы, каждый день вертясь все в том же утомительном кругу привычных, стереотипных занятий. А ей в эти минуты хотелось, открыв глаза, увидеть новый мир, преобразившийся за ночь ей на радость. Мир, в котором все приняло новые формы и оделось живыми светлыми красками. Мир, полный перемен и новых тайн, мир, где дурному прошлому нет места или отведено весьма скромное место. А если это прошлое еще живо, то во всяком случае не в виде сожалений и обязательств, потому что даже в воспоминании о счастье есть своя горечь, а память о минувших наслаждениях причиняет боль.

Джастине ужасно хотелось увлечься новыми, необычными идеями, изменить свою жизнь так, чтобы каждый день приносил что-то неожиданное, пусть даже не всегда светлое и праздничное.

Но ничто не менялось. По-прежнему вставало предвесеннее тяжелое солнце, по-прежнему она была одна, и прежние горькие чувства заполняли ее душу.