Мегафон - [11]

— Послушайте, — возразил Мирберг, — ведь тут решительно не с чем знакомиться. Это самый обычный сиропный рэкет Канарелли, такой же точно, как куриный или рыбный. Все подробности давно и хорошо известны. Единственное затруднение, с которым вы можете столкнуться в будущей кампании, это отсутствие доказательств, а главное — отсутствие судьи, который согласился бы признать доказательства, если бы таковые нашлись.

— Я сама буду живым доказательством, раз увижу собственными глазами, — заявила мисс Стотт, уходя вместе с итальянкой.

— Постойте, — с искренней тревогой крикнул ей вдогонку Мирберг, — быть живым доказательством… совсем не безопасно…

Мисс Стотт оставила его предостережение без внимания и продолжала свой путь. Она, разумеется, слышала о произволе, царившем в трущобах, на городском дне, знала об этом смутно, беспредметно, потому что такие вещи описываются в бульварных листках, которых люди ее интеллектуального уровня не читают. Да и кроме того, мелодрамы, разыгрывающиеся в уголовном мире, никогда не случаются с людьми ее класса. Есть какой-то буферный, срединный слой, который ограждает от подобных неприятностей ее мир. И теперь она пробиралась со своей спутницей в густой толпе с таким чувством, какое испытывает американец, вступая в чужую страну.

В начале убогого переулка стоял мальчуган-итальянец, который остановил их вопросом, заданным, впрочем, очень спокойным тоном:

— Ты хочешь втянуть ее в эту историю, Паула?

— Да, — не совсем уверенно отвечала девушка.

— Никакого толка от нее не будет.

— Она знакома с политиком, которому полиция разрешила говорить на Хэйуорд-стрит.

Глаза мальчугана, такие же черные, как у девушки, уставились на мисс Стотт:

— Джо рассердится.

— Конечно, рассердится, если она помешает ему.

Они пошли дальше, и мисс Стотт спросила с любопытством:

— Кто это?

— Мой брат, Анджело Эстовиа.

Конни облегченно вздохнула.

В первую минуту у нее мелькнула мысль, что мальчик был выслан самим Джо на разведки.

Паула остановилась у двери небольшой лавчонки, из которой тянуло запахом кипящего сахара. На пороге стояли, поглощенные разговором, тучная пожилая итальянка и щуплый, щеголевато одетый мужчина. Ни тот, ни другая не обратили внимания на Паулу и пришедшую с ней Конни. Щуплый мужчина повторял, не повышая голоса:

— Но ведь взнос установлен в двадцать пять долларов с тележки.

Пожилая женщина возражала тоже негромко, но голос ее дрожал от скрытого волнения:

— Но я внесла вам двенадцать долларов на прошлой неделе.

— Внесли за котлы, у вас четыре котла, — он шагнул внутрь лавки и показал рукой, — четыре… взносы взимаются, смотря по оборудованию… со всех так… это справедливо.

— Послушайте, — сказала старуха, — у меня всего навсего тридцать долларов. Что ж вы хотите, чтобы я дело прикрыла? Какая вам будет от этого польза? А на пять долларов ничего не сделаешь.

Щуплый мужчина нахмурился:

— Миссис Эстовиа, я не могу делать исключений.

Союз защиты сиропщиков взимает по двадцать пять долларов с каждой тележки. Если я уступлю вам, какими глазами я буду смотреть на другого члена Союза, у которого побываю после вас? Не могу же я сказать — «с одного я беру, с другого — нет». Вся моя организация развалилась бы. Я никого не хочу обманывать. Рад бы помочь вам, но вы сами видите, что не могу.

— Мистер Канарелли, — перебила его вдруг Паула, — эта лэди… она пришла от Крауземана.

Канарелли обернулся к мисс Стотт в безмолвном изумлении.

— Крауземан… прислал сюда… бабу?

Итальянка сверкнула черными глазами.

— Сегодня выборы… женщины имеют право голоса.

— Да… это мне известно, — отозвался рэкетир, внимательно вглядываясь в обеих девушек.

— Моя мать тоже имеет право голоса, — продолжала Паула.

— Послушай, Паула, уж не бегала ли ты к боссу жаловаться на меня?

— И я, и мама имеем право голоса, мы можем требовать, что нам угодно, за наши голоса, — резко ответила девушка. — Вам ведь можно договариваться с боссом?

— Да, но…

— Эта лэди заодно с человеком, за которого агитировала машина босса.

— Это правда? — неуверенно повернулся к мисс Стотт щеголеватый человечек.

Мисс Стотт была сильно смущена. Она чувствовала, что запутывается в какой-то большой непонятной сети. Она охотно уклонилась бы от участия в этой истории. Как бы не навлечь на семью Эстовиа еще худшие неприятности. Тем не менее она ответила, строго придерживаясь истины.

— Я просила мистера Крауземана предоставить в мое распоряжение машину с мегафоном, и он согласился.

— А кто ваш кандидат?

— Мистер Каридиус.

— Разве босс поддерживает мистера Каридиуса?

— Это мне неизвестно, — ответила мисс Стотт. — Я знаю только, что он предоставил свою машину в наше распоряжение.

— Гм-м… Ну, конечно, откуда вам знать, — в раздумье проговорил щуплый мужчина. Он постоял некоторое время молча, размышляя и взвешивая различные обстоятельства, о которых мисс Стотт совершенно не была осведомлена. Наконец он обернулся к миссис Эстовиа:

— Вы понимаете, я не могу брать с вас меньше, чем со всех других, но я могу сделать вам рассрочку… десять долларов сейчас, остальное на будущей неделе. Уйти с пустыми руками я не могу, даже ради босса.

Старая итальянка повернулась спиной, подняла юбку и полезла в чулок. Вытащив десятидолларовую бумажку, она протянула ее мистеру Канарелли, который молча взял ее. Затем он еще раз окинул взглядом мисс Стотт и Паулу, приподнял шляпу и зашагал по переулку.