Медвежий ключ - [48]

Спустя несколько минут мимо Федора, в нескольких метрах от тропы, прошел какой-то крупный зверь. Копыт у него на лапах не было, и Федор гадал, медведь это или россомаха. Охотнику казалось, что волк или рысь прошли бы более бесшумно. Впрочем, звук ведь отдавался по земле… Зверь осторожно прошел в сторону его избушки, а потом стал возвращаться по тропинке. Шел он осторожно, ступал мягко. Федор пожалел, что не было у него привычки вешать нож в ножнах на пояс. Будь у него, пока был жив, такая привычка, он легко достал бы оружие. Если и не правой рукой — не дотянуться правой рукой до левого бока через бревно, — то уж хотя бы в левую руку. Но охотничий нож был в голенище правого сапога, лежал вдоль ноги, которую разрывало от боли. И Федор так и подумал о себе такими словами: «Когда был жив…».

Из-за бревна он не видел ничего, что делалось в той стороне, но понял — зверь стоит от него метрах в трех. Слышно было дыхание — зверь сдерживал его, но все равно было слышно, как дышит этот мощный организм. По дыханию Федор понял, что это медведь, и его сердце упало, потому что поведение медведя могло означать только одно. Он чуть не заскулил и не заплакал от животного страха неизбежного, от жалости к себе — потому что смерть в зубах у зверя не из легких. За что?!. Ну почему ему, именно ему все это?!

А зверь подошел совсем близко, Федор чувствовал его дыхание на ногах — зверь обнюхивал. Потом он перешагнул через бревно, и Федор увидел сначала над бревном, нависшую над ним на фоне звезд, а потом совсем близко колоссальную башку с круглыми подвижными ушами. Сверкнули зеленые глаза, и медведь шумно обнюхал голову и лицо Федора Тихого. Громадный нос двигался, ноздри сокращались в нескольких сантиметрах от глаз беспомощного человека. Федор едва не потерял сознание от чудовищного зловония — от медведя несло невероятнейшей гнилью, тухлятиной, чем-то холодным и кислым, мокрой шерстью и еще какой-то гадостью.

Зверь гулко фыркнул, зашел с другой стороны и опять обнюхал человека. А после этого медведь сделал шаг, подцепил когтями бревно и еле заметным движением откинул его прочь. Так вот без видимых усилий и откинул, и бревно летело несколько метров по воздуху, гулко ударившись о землю где-то совсем в стороне. Только теперь Федор понял, как мешало ему бревно дышать, и невольно сильно втянул воздух. Возник какой-то звук, медведь мгновенно двинул головой. Федор притих, вжался в землю, и мечтая сделать рывок за ружьем, и прекрасно понимая, что не успеет. Ни в коем случае не успеет!

А зверь опять шагнул к нему, встал параллельно лежащему, и сунул морду к самому плечу. На Федора опять накатила волна жутчайшего зловония. Зверь ритмично пофыркивал, и Федор невольно стал прислушиваться к звукам, замер… Но тут медведь подсунул морду к нему под спину и плечо, двинул головой, поднимая Тихого в воздух. Нога рванулась, тело навалилось на нее, и от боли Федор потерял сознание.

Очнулся Федор в полной темноте; его мягко покачивало, аккуратно несло куда-то, и почему-то стискивало горло: наверное потому, что голова оказалась низко опущена к груди, а тело Федора занимало странное положение — и не стоя, и не сидя. Федор пытался поднять голову, и не смог — что-то мешало движению, и это «что-то» сгребло со спины, ниже затылка, его одежду от ватника до рубашки. Федор чувствовал, как одежда стала ему словно тесной. Охотник быстро понял, что его несут куда-то, держа за шиворот, как носят детенышей кошки, собаки… да, и медведи тоже носят!

Федора нес все тот же зверь… по крайней мере, Федор не мог себе представить, чтобы один медведь освободил его из-под бревна и начал переворачивать и брать, а совсем другой понес бы дальше. Широко, размашисто шагал зверь; в его походке было то, что часто чувствуется в движении человека, и почти никогда — в походке зверя: целеустремленность, знание не только ближних, но и отдаленных во времени целей. Медведь шагал, как мог бы шагать сам Федор в свою избушку — зная, где будет через час или через два, что надо делать по дороге, и чему придет время потом.

И в то же время зверь нес Федора бережно, высоко задирая голову — чтобы меньше задевать им о кустарники, траву, переносить поверх лежащих бревен… Федор удивлялся, что не слышит прежнего зловония, пока не сообразил — он же принюхался! Но… зачем? Чего ради так возится зверь?!

Душный ужас охватил Федора Тихого: неужели зверь его несет, чтобы учить на нем медвежат охотиться?! Но нет, это полная чепуха: самцы медведя не заботятся о малышах, а будь это самка — детеныши были бы с ней. Но… зачем?!

Стояла вторая половина ночи. Часы Федора светились в темноте — не весь циферблат, а только цифры и стрелки; так, чтобы сам он мог смотреть на часы в любой темноте, а никто больше не заметил бы свечения. Часы остановились в половине двенадцатого, но Федор знал время уже по своему самочувствию. Ни один человек не чувствует себя в два или в три часа ночи так же, как до полуночи, и дело тут только в опыте, в наблюдении над собой. Да к тому же временами между сучьев мелькали созвездия. Краем глаза, вывернувшись, Тихий все же успевал заметить кое-что и сделать выводы.