Медведи и я - [62]

По открытой улыбке я узнал в молодом индейце жителя озерного края; он бросил мне причальный канат, потом заглушил мотор и привязал лодку к причалу, сколоченному из плавника. Ветер усиливался, и мы решили на всякий случай вытащить лодку на берег, чтобы она не разбилась ночью о бревна причала.

— Меня зовут Марк, — сказал индеец, пожимая мне руку. Индейцы в этих краях почти никогда не называют своей фамилии.

По дороге к хижине Марк сказал, что он родом из и живет на озере , которое находится северней и приблизительно в ста милях от верхней оконечности озера Такла. Марк ездил в , чтобы купить на зиму кое-какие припасы, которых нельзя достать в . Сейчас он занимается золотоискательством, а раньше был траппером, и у них с Ларчем был общий участок протяженностью в , между озерами Такла и .

— Мы покончили с трапперством, — сказал Марк. — Зимой мы зарабатываем примерно столько же изготовлением снегоступов. Хижина у нас что надо — в ней и не страшны. Хорошенькая, пухленькая скво из племени секани стряпает на нас. Летом добываем золото.

На пороге он остановился и обернулся ко мне с вопросом:

— А как поживают медведи?

Я пригласил его войти в дом и там поведал свою историю.

— Ей-ей, это были они! Я повстречал их на середине озера, они плыли в сторону хижины Ларча — двое трехлеток и один матерый медведь.

Для Дасти и Скреча хижина Ларча, конечно же, была связана с воспоминаниями о счастливом времени и с чувством безопасности; поэтому после того, что случилось с бедным Расти, они вполне могли туда отправиться, хотя бы им пришлось для этого проделать вплавь целых пять миль.

— А что говорят в ?

Какой-то янки рассказывал, что стрелял по трем медведям, которые чуть было не бросились вплавь за его лодкой. Там был большой черный самец и два других — помоложе. Он говорил, что подстрелил одного, с белым пятнышком на груди. Раненый медведь стоял и крутил головой, как будто хотел ему что-то сказать. Говорил, что ранил еще и второго, тот упал ничком, но потом поднялся и поковылял прочь. Он разрядил им вслед целую обойму, пока они не скрылись в кустах. Как по-твоему — похоже это на твоих медведей?

Я был так поражен, что не сразу ответил.

— Никакого сомнения! — сказал я наконец. — Для этих медведей вид лодки означал веселую прогулку по озеру с купанием и рыбной ловлей.

Теперь я по крайней мере знал, что случилось с медведями:

— Завтра же отправлюсь на тот берег, если только ветер утихнет.

После ужина мы долго сидели у очага, курили трубки и, кажется, были злы на весь свет.

— Ларч теперь работает инспектором Охотничьей комиссии, его контора находится в Форт-Сент-Джеймсе. Он просил меня заглянуть по дороге к тебе и рассказать, что билль об устройстве охранной зоны для диких животных не прошел в парламенте. Но ты, как видно, и без меня узнал об этом на собственном печальном опыте. Компания Гудзонова Залива и Департамент национальных парков и рекреаций потерпели полное поражение, верх одержали лесопромышленники, владельцы рудников, трапперы и торговцы спортивным инвентарем.

— Среди индейцев на озере Бабин, — продолжал он, — идут волнения, все недовольны. Лесопилка уже два раза горела. Некоторые так прямо и говорят, что ее спалили за то, что Северо-Западная лесопромышленная компания больше всех противилась принятию билля о провинциальном парке и, уволив индейцев племен бабин и бобров, наняла со стороны китаматов.

Перед тем как уехать, Марк оставил мне вяленой лосятины и пять килограммов колбасы и пеммикана.

— Это прислал тебе Ларч, — сказал Марк. — Он сам приедет к тебе с припасами, как только сумеет получить три-четыре дня отпуска. Послушай, переезжай-ка ты ко мне на озеро Палисейд, перезимуешь у меня. А в верховьях Таклы найдется хорошая скво.

— Спасибо, Марк! Я бы с удовольствием, но сперва надо съездить на тот берег, а там будет видно. Может быть, я даже уеду в Южную Калифорнию, буду отогревать свои промерзшие кости среди апельсинов, инжира и финиковых пальм.

— Я однажды попробовал апельсина. Необыкновенно вкусно.

Прежде чем я рискнул отправиться через озеро на каноэ, пришлось пережидать три дня, так как не переставая дул сырой ветер, с неба то и дело капало, словом, как говорят лесорубы, началась мокреть. Чтобы как-то унять свое нетерпение, я на всякий случай конопатил щели в стенах, поправил крышу, наколол дров — вдруг все-таки придется зимовать.

Наступило безветрие, и я без всяких приключений переплыл через озеро. Вокруг хижины Ларча было много медвежьих следов, один побольше — в четырнадцать дюймов, два других — по десять. Я звал медведей — свистел и кричал, покуда не охрип, обегал весь берег, прошел две мили вверх по пологому бурому склону каньона в сторону Скалистых гор — но ни разу не встретил свежих следов. Тогда я вернулся домой и стал готовить ужин. Я надеялся, что медведи придут на острый запах елового дыма, бобов, лука и кофе. С наступлением ночи в лесных просторах воцарилась нерушимая тишина; казалось, что осенняя тьма заглушила все звуки канадского севера.