Медведи и я - [12]
Без особой надежды на успех, а скорее просто от нечего делать я срезал все кусты и сухую траву вокруг дома, сгреб все это в кучу и сжег. Я наносил воды, по за раз, из пересыхающей речки Наггет-Крик и наполнил дождевые бочки на случай, если от искр вспыхнет дранка на крыше.
К полудню следующего дня в речке не осталось воды. Все грозовые тучи испарились, от молний загорелись новые участки леса. Теперь, если ветер не переменится, мы могли оказаться на пути основного пожара, бушевавшего всего в от нас. Он надвигался широким фронтом в и скоростью и превращал в пепел все, что веками росло в лесу, уничтожая и удушая все живое на своем гибельном пути. Когда передний фронт огня оказался в пяти милях от нашего дома, я привязал каноэ к причалу и упаковал все необходимое, не забыв личные вещи Ред-Ферна, которыми он, по-моему, дорожил. Когда пожар был в , чинук на время стих, и я успел закидать крышу дома мокрым песком. Клубы сизого дыма не дули нам в лицо, как раньше, а поднимались теперь прямо вверх. Хотя медвежата и не могли найти себе места, карабкались то на одно дерево, то на другое, заползали под дом и все время рычали и покусывали друг друга, они не испытывали отчаяния, как я. Приготовив и загрузив каноэ, я принялся таскать ведрами песок, засыпая им крышу, и занимался этим до самого вечера.
И вдруг я вспомнил. На пути огня были три гнезда с птенцами. Я бросил ведро с песком и загнал медвежат в дом.
После происшествий с гнездами куропатки и утки я тщательно осмотрел все кусты и луг на нашей с медвежатами территории в поисках насиженных гнезд. У многих видов птенцы уже встали на крыло, но те, кто прилетел поздно, еще жили в гнездах. В дальнем конце луга, спрятанное в сухой траве, было гнездо рогатых жаворонков. Четыре едва оперившиеся дрозда, еще не умеющие летать, жили в гнезде на ветке бальзамического тополя у бобрового пруда. Еще беспомощнее было семейство дроздов-отшельников в кустах крыжовника, росших на гребне холма за нашим домом.
Заперев медвежат в доме, я схватил в сарае картонную коробку и помчался к дальнему гребню, где пожар перекидывался от одной верхушки дерева к другой. После трудного дня эти две мили показались мне бесконечными. Большую часть пути я бежал напрямик.
Когда стали видны кусты крыжовника, они уже горели. Дрозд и дроздиха уже охрипли от крика, но я все еще слышал их сквозь треск и гул надвигающегося огня. Сильный жар начал палить мне лицо и руки. Одежда так раскалилась, что, казалось, вот-вот вспыхнет. Соленый пот заливал мне глаза и попадал в рот. Я опоздал всего на пять минут. Мне, как и родителям птенцов, пришлось отступить, и я видел, как горящая ветвь рухнула в кусты крыжовника, подняв сноп искр.
В отсюда, на отроге этой же гряды холмов, был луг, где рогатые жаворонки растили четырех птенцов. Продираясь вперед, сквозь заросли терновника и дикого винограда, я думал о том, что вытворяют медвежата, запертые в доме. Я добрался до луга и опустился на колени в сухой высокой траве; оба жаворонка, самец и самка, прилетели и сели рядышком на край гнезда, эти простодушные птицы всегда прилетали ко мне. Все шестеро смотрели на меня слезящимися от дыма глазами. Они не боялись.
Огонь приближался. Времени на раздумья не оставалось. Нужно было сейчас же принимать решение и действовать. Луг в и шириной в перемежался полосами гравия, через который огню не проскочить, но здесь птицы наверняка погибнут, потому что в трех метрах от гнезда начиналась опушка леса. Трава была похожа на сухую стружку.
В отчаянном порыве я схватил гнездо, перенес его в центр луга и оставил там, прикрыв его пучками травы. Жаворонки-родители летели за мной. Когда я уходил, они что-то щебетали детям. Все обойдется, если только они выдержат жар и дым. Оставалось надеяться на удачу.
У бобрового пруда положение было еще хуже. Росший в каньоне лес твердых пород — , — как и подлесок из широколистных трав и кустарника, горел много медленнее, чем мягкие и смолистые хвойные деревья на открытых склонах, но в ущелье была хорошая тяга, как в очаге с дымоходом. Основной фронт огня медленно двигался по обе стороны лощины Наггет-Крика к озеру Бабин.
Дроздиха замертво лежала у тополя, прямо под кустом, по-видимому, она задохнулась от дыма. Дрозд или улетел, или погиб где-то. Я подпрыгнул, схватил ветку за конец, нагнул ее, снял гнездо с четырьмя осоловевшими птенцами и сунул его в картонную коробку. Пламя в верхушках деревьев поглощало весь кислород и грозило смертью всему живому на дне ущелья. Я почувствовал слабость, у меня даже пропало желание идти домой.
С трудом пробираясь по грязной жиже реки, где гнила рыба, я вдруг сообразил, что пламя всего в от нашего дома. Если дом загорится или станет совсем невозможно дышать от дыма и жары, мне придется погрузить медвежат и новых моих приемышей в каноэ и ночевать на другом берегу озера. Так как здесь, на севере Британской Колумбии, темнело только в десять, у меня оставалось около двух часов, чтобы накормить медвежат и птиц и принять разумное решение.