Медведь - [14]

Шрифт
Интервал

– Господи, дай нам эту динамику. Я знаю, что он станет другим, и готова к тому, о чем предупреждают врачи. Я прошу только об одном: дай мне возможность быть рядом и ухаживать за ним долго, всю жизнь. Жизнь.


Помимо бессилия, страшно молчание.

– Отсутствие реакции на раздражители, даже на боль, – разводили руками врачи.

Когда твой мир рушится, кажется, что и в большом мире что-то изменится, встрепенется, забеспокоится, повернется в твою сторону, поинтересуется, что да как, хотя бы оглянется.

Но так случается в детских сказках, где все на своих местах, добро побеждает зло, а герои живут долго и счастливо. Во взрослой сказке, когда твоя частная жизнь в одну секунду переворачивается вверх ногами, ты вдруг понимаешь, что ничего и не видел толком до этого: вся наша жизнь давно стоит на голове.

Во взрослой сказке – отсутствие реакции на боль, да и вообще на происшествие. К нам так никто и не пришел, никто не позвонил ни в ту ночь, когда Медведь не вернулся домой, ни на следующий день. Ни через десять дней. Ни когда бы то ни было.

Уже гудел интернет, друзья и привлеченные добровольцы расклеивали объявления на Витебском вокзале, где Медведя видели ночью, пытаясь выяснить, уехал ли он на электричке или опоздал на нее. Опрашивали контролеров, проверявших билеты в вагонах тем вечером: может, что вспомнят.

Уже ползли самые разные слухи, назывались и обсуждались места, где его сбила машина, далекие от того, что было зафиксировано в протоколе.

Уже нашелся свидетель, видевший его на заправке далеко за городом за час до случившегося. Уже проверили и поняли: парень и впрямь не ошибся, это был Медведь.

Уже увидела объявление и позвонила врач дежурившей в ту ночь «Скорой», которая оказывала ему первую помощь. Она рассказала, что, по версии врачей, он ловил машину на обочине, не рассчитал и вышел на проезжую часть. Темно, да и встреча с друзьями не прошла даром. Алкоголь-то в крови никто не отменял: 1,4 промилле.

Уже «пробили» его выключенные телефоны и выяснили: с одного, перед тем, как была вынута сим-карта, звонили в Тверь, когда Медведь был еще на Витебском вокзале. В Твери у нас никого не было… Сим-карту на втором телефоне заменили за час до того, как его сбила машина, в три часа ночи. С этого телефона активно звонили все время, пока я сидела возле дверей реанимации.

Уже были все данные менявших «симки» людей: паспорт, прописка, перечень административных правонарушений, вменяемых им милицейской базой. Возможно, они ни в чем не были виноваты и ничего не знали о случившемся. Может, Медведь просто обронил эти телефоны, а они подобрали. Но как это проверить? Кто мне поможет? Никто. Три раза относили заявление в милицию, но оно должно быть от потерпевшего, а тут такая запутанная история.

Уже съездили в районную ГИБДД и выяснили самый страшный в своей нелепости факт. Его уже обсуждали охочие до слухов пользователи сети, но мне, сидевшей возле дверей реанимации и слушавшей зачитываемые «сводки» по телефону, верилось в него с трудом.

Поверила только тогда, когда нашла силы покинуть больницу, пришла в ГИБДД и своими глазами увидела рапорт: Медведя сбила «Скорая помощь», которая везла ребенка в больницу. Водитель и не думал никуда уезжать.

Он родился в 1946 году, на год раньше мамы Медведя. Жил по соседству с его бабушкой, а ей 94 года, она похоронила мужа, сына, а теперь вот единственный внук лежал в коме. Она была очень сильной женщиной, о том, как у нее родился сын в блокадном Ленинграде, как потом с грудным ребенком ехала в эвакуацию в Сибирь в вагоне для скота, она рассказывала как о совершенно обычных вещах. Я никогда не видела, как она плачет.

Когда я заезжала к ней из больницы умыться и попить чаю, она крестила меня маленькой сухонькой ручкой, ничего о Медведе не спрашивала, но губы ее тряслись такой мелкой-мелкой дрожью, и смотрела она почему-то в сторону, как врачи в 12:00 и 18:00 возле дверей реанимации.

Водитель сказал, что заметил пешехода за семь метров, это и не удивительно: зима, ночь, в это время на Московском шоссе среди полей вряд ли встретишь гуляющего человека. Свидетелей не было, да и откуда им взяться в четыре часа утра в таком глухом месте.

И легче бы было, если бы сбил Медведя неведомый злодей, уехавший с места происшествия под покровом ночи. Но абсолютные злодеи живут и проигрывают в детских сказках, в сказке взрослой злодей неожиданно может оказаться пожилым несчастным мужичком, всю жизнь крутящим баранку, живущим в грязном доме-малосемейке, за обшарпанной дверью с торчащими кусками ваты и обрезанным звонком.

Уже выкурила с его соседом на лестнице первую за много лет сигарету и попросила передать ему мой телефон. Пусть позвонит, ведь только он и Медведь знают, как все произошло.

Врач, сидевшая с водителем впереди, как написано в рапорте, спала и ничего не видела: проснулась от резкого торможения и удара.

Любить водителя мне было не за что, но я и не ненавидела его. Будь на его месте любой другой, все могло бы быть иначе, а тут и сказать нечего – «Скорая»… Когда нам плохо, мы всегда набираем 03 и всегда знаем, что к нам приедут и помогут. Просто так по ночам «Скорые» не ездят.


Еще от автора Мария Борисовна Ануфриева
Доктор Х и его дети

«Доктор Х и его дети», опубликованный в 2017 году в 7-ом номере журнала «Дружба народов». В центре внимания произведения — трудные подростки, проходящие лечение в детском психиатрическом стационаре. Психиатрия — наука сложная и автор не пытается описывать её тонкости, ему важнее приоткрыть завесу над одной из «детских проблем», рассказать о таких детях и больницах, показать читателю, что иногда действительность по силе восприятия может превосходить самый закрученный фантастический сюжет. В книге затрагиваются многие актуальные социальные вопросы: проблема взаимоотношений отцов и детей, равнодушие общества, причины детских самоубийств и многие другие.


Прямо с койки

«Мамаша с коляской неспешно и гордо прошествовала на зеленый сигнал светофора и нарочито замедлилась, пристраивая коляску на поребрик.Вы замечали, как ходят беременные бабы? Как утки, только что не крякают. Полные сознания своей значимости, переваливаются с ноги на ногу. Кучкуются в скверах, а еще хуже – у пешеходных переходов. Пойдут – не пойдут, попробуй, разбери. Те, что с колясками, опасливо вытягивают головы, а эти как на параде – выпятили круглое достояние и пошли гордо, из какого-то своего иного мира снисходительно глядя на другую половину человечества – небеременную, второсортную…».


Карниз

Карниз – это узкое пространство, по которому трудно и страшно идти, сохраняя равновесие. Карниз – это опасная граница между внутренним и внешним, своим и чужим, ее и его одиночеством. И на этом карнизе балансируют двое – Ия и Папочка. Отношения их сложные, в чем-то болезненные. Ведь непросто быть любовницей свободолюбивого, вздорного, истеричного человека.Об этом романе можно спорить, принимать его или ненавидеть, поскольку он хирургическим скальпелем вскрывает чудовищные, болезненные нарывы, которые зачастую благопристойно драпируются под одеждой, но равнодушным он не оставит никого.


Рекомендуем почитать
Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Время обнимать

Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)