Медсестра - [31]

Она помрачнела. Ей почему-то было неприятно, что Станислав Сергеевич в ее отсутствие позволял себе такие вольности.

— Все из-за того, что я очень хотел забыть тебя.

— И как? Удалось? — возбужденно спросила Алена.

— Нет.

Она громко расхохоталась:

— Надо же! Это, наверное, оттого, что Римма приболела! Когда она выздоровеет, тебе это удастся!

— А ты все такая же!

— Какая?

— Веселая и язвительная.

— А чего мне? Я же не на том свете побывала, а всего лишь замужем!

Алена нервно рассмеялась. Ее словно черт под мышками щекотал, так и хотелось скалиться. Да и после первой чашки кофе вся сонливость исчезла, она почувствовала себя бодрой, и странный азарт разжигал ее изнутри.

— Я ведь и не уезжал из-за тебя. — помолчав, признался Станислав Сергеевич.

— Не поняла? — Она сделала удивленное лицо.

— Я как-то сказал тебе, если помнишь, что даже если ты выйдешь за другого, то я все равно дождусь, пока ты его разлюбишь и вернешься ко мне...

— Надо же, какой вы верный и упорный! — игриво усмехнулась Алена.

— Да, я такой! — посерьезнев, кивнул хирург и с бесстрашной влюбленностью взглянул на нее.

Она отвела взгляд в сторону, будучи не в силах ответить ему с той же искренней нежностью и любовью, взглянула на окно ординаторской и вдруг увидела Грабова, прилипшего раскаленным взором к верхней створке окна, потому что нижние были задернуты белыми занавесками. Темно-коричневый круг его лица с горящими черными глазами заставил ее вздрогнуть и оцепенеть. И в тот же миг оно исчезло. Кузовлев, посмотрев туда же, никого не увидел, удивился, не поняв, чего испугалась Алена.

— Там кто-то был?

— Нет, мне показалось, — прошептала она.

Она вдруг отчетливо поняла, что Грабов не оставит ее в покое и всеми способами заставит к нему вернуться. Его устраивала даже такая, не зримая ни для кого война между супругами, лишь бы Алена жила в его доме и для всех считалась его женой. Он тоже знал, что долго жена на баррикадах не протянет, что принцип «стерпится — слюбится» рано или поздно возьмет свое, и вот тогда она будет целиком принадлежать ему, и Петр возьмет свое в схватке со строптивой бабьей натурой. А война его пока устраивала: он привык жить в блиндажах и землянках, неделями носить одну и ту же рубаху, терпеливо выслеживая бандитов. И это обострение, ее попытка уйти от него придали ему новые силы, он снова двинулся по следу, выследил противника, и теперь, забившись в укрытие, бывший сержант обдумывает стратегию и тактику своих военных действий: с кем и как.

И что теперь? Опять сдаться на милость победителя? Последний только этого и ждет и наверняка будет выдвинут тот же довод: вернись, и я его не трону. Сколько можно ее шантажировать, пить из нее кровь?

— Я бы хотел, чтобы ты с дочерью переехала ко мне, — помолчав, неожиданно предложил Кузовлев. — У матери он тебя не оставит в покое. Станет приходить, а то, чего доброго, и угрожать. И этому будет способствовать неопределенность твоего положения. Вы как бы поссорились — и ты решила временно пожить у матери. А если переедешь ко мне, то тут все ясно и твое решение серьезно. Я, естественно, не хочу тебя торопить, ты сама должна все хорошенько обдумать, но так, мне кажется,будет лучше, и Грабов, я уверен, смирится. А через полгода найдет другую. Бабы тоже таких брошенных мужиков любят! Когда он ничей да неженатый, то боязно, а когда брошенный, обиженный, то почему бы не утешить да к рукам не прибрать!

— Да ты философ! — усмехнулась она.

— Ты меня еще не знаешь!

Станислав Сергеевич усмехнулся, достал фляжку, которую приобрел за то время, когда они не общались, или подлая Римка успела подарить, плеснул себе в кофе коньяку, предложил и ей, но она отказалась. Хирург вытащил сигарету, закурил, поднялся, чуть приоткрыл форточку, чтобы вытягивало дым.

Она вдруг подумала, что, может быть, Кузовлев и прав: если рвать, то рвать решительно,бесповоротно, не оставляя Грабову никаких надежд на возвращение, и тогда он смирится, поймет, что все кончено, и оставит ее в покое.

— Теперь его шантаж не пройдет! — уверенно продолжил хирург. — Раньше никто не знал, что он имеет

на тебя виды, один танец в Доме культуры, и все, а теперь ситуация обнажена. Если со мной что-то случится, все сразу поймут, кого искать. Только я не думаю, что у него с головой не в порядке. Лучшйй бригадир в районе, ему карьера светит, зачем же в уголовщину лезть? Логики не вижу.

— У него ее нет.

— Логика у всех есть! — заспорил Кузовлев. — Даже у того, кто ее отрицает! Логика ведь не только наука, она есть образ жизни, поступков. И у сумасшедшего своя логика. А у Грабова вполне нормальная и даже расхожая. Он себе карьеру строит. И ты ему нужна была тоже как элемент этой карьеры. Как говорил мне один крупный начальник в ранге замминистра, в карьере мелочей не бывает. И жена, двое детей, желательно сын и дочка, тут важны не меньше, чем твои способности приникать к уху и сердцу вышестоящего начальника. А его тащит Конюхов, он сам мне в этом признался. Кого-то же надо выдвигать из народной среды на руководящую работу. А Грабов орденоносец, испытанный, закаленный, умеет людьми руководить, а проще говоря, командовать. И такой начальник среднего звена на местах важнее, чем тот, кто сидит наверху. Как у нас старшая медсестра значит больше, чем Семушкин! Бригадир, начальник рыбартели — опора всего районного начальства. Извини, я отвлекся, но ты подумай над моим предложением! Я уже второй раз его делаю. Говорят, третьего не бывает.