Медный всадник. Жизненный путь Этьена Фальконе - [39]

– Но общество, о котором вы говорите, – это утопия! – воскликнул Дидро. – Право собственности – это сознание того, что то, что сделано человеком, принадлежит ему и никто не имеет права принудить его силой отдавать другим продукты своего труда. Вы полагаете, что путем воспитания и просвещения можно превратить волков в овец? Вы идеалист, если считаете, что человек может сам, по собственному побуждению, трудиться на благо ближних. Человека может заставить работать или эгоизм, или насилие. Кто же захочет работать в таком обществе и, самое главное, кто станет стеречь общественное достояние?

– Значит, вы считаете, что у человека совсем нет совести? – спросил Морелле.

– Не знаю, – проговорил Дидро, – возможно, люди делятся на тех, у кого она есть, и тех, у кого ее нет, но каждый будет стремиться получить от общества больше, чем дает ему сам. Такое общество рано или поздно прекратит свое существование: оно или погибнет от собственного воровства, или те государства, которые построят свое благосостояние на личном интересе и конкуренции, превзойдут и в конце концов поглотят его, поскольку уравнительность будет препятствовать развитию страны. Что пользы в равномерном распределении благ, если перестанет увеличиваться общее богатство?

Адам Смит заговорил после некоторого раздумья:

– Величайший гений человечества Ньютон представлял мир как механическую систему, которая стремится к равновесию. Он считал, что суть машины мира – силы тяготения и центробежная. Природа вытекает из двух больших законов – притяжения и отторжения. Система мира, предложенная Ньютоном, универсальна. Еще в юности, когда я зачитывался трактатом своего учителя Давида Юма «О человеческой природе», у меня возник грандиозный замысел о создании совершенной социальной системы. Природа заронила в нашу душу не только эгоизм, но и чувство симпатии, способное побеждать сильнейшие стремления себялюбия: более могучая сила, более мощные побудительные мотивы действуют в подобных случаях, заставляя жертвовать своими личными интересами ради интересов других людей.

Этой силой является разум, наша совесть, наш собственный зритель в нашей душе, человек внутри нас, великий судья и ценитель нашего поведения. Я не знаю, почему одни чувства вызывают у людей одобрение, а другие – порицание, почему действия одного рода вызывают чувство благодарности, а другие – чувство мести, какая сила или какая способность души заставляет нас отдавать предпочтение тому или иному поведению, называть одно правильным, другое – порочным, рассматривать одно как предмет одобрения, уважения и награждения, а другое – как предмет порицания, неодобрения и наказания. Система, полагающая добродетель в повиновении божественной воле, может быть отнесена к числу систем, полагающих ее в благоразумии, правда неосознанном, так как эти законы не очевидны и могут быть доказаны только опытом, а не логикой. Но так как причину существования этих законов по существу человек постичь не может, он вынужден многое принимать как данность. Примером может служить закон тяготения Ньютона: причина тяготения неизвестна, но эти общие эффекты для нас – законы природы, которые мы признаем понятиями истинными. Добродетель есть истинное благоразумие, умеренность, состоящая в воздержании от удовольствий, в подавлении и уменьшении нашей естественной склонности к ним, вытекает из ее полезности, ибо она доставляет нам возможность оказаться от удовольствия настоящей минуты ради того, чтобы испытать более сильное в будущем или чтобы избежать большего страдания, которое может быть избегнуто при воздержании. Приложение этой основной мысли к различным чувствам и страстям составляет главное содержание теории нравственных чувств. Таким образом, моя первая книга «Теория нравственных чувств» была посвящена исключительно началам бескорыстия. В ней я стал на точку зрения бескорыстия, исключающего всякие другие мотивы деятельности, и показал, каким образом человек, руководствуясь бескорыстием, устраивает и свою жизнь, и жизнь других людей к общему благополучию. Но другую свою книгу я хочу посвятить началам личной выгоды. В своей новой книге я хочу встать на точку зрения корысти, исключая всякие бескорыстные мотивы, и показать, каким образом человек, руководствуясь исключительно личной пользой, содействует общему благополучию. Но в действительности люди не руководствуются ни исключительно бескорыстием, ни исключительно корыстными мотивами. Человек слишком сложное явление, чтобы его можно было втиснуть в определенные рамки. Главная задача состоит в том, чтобы связать два противоположных стремления в единое целое, объединить эти два начала каким-то общим принципом, но как решить эту задачу, мне пока не ясно.

Адаму Смиту так и не суждено было осуществить поставленную цель. Через десять лет, после возвращения в Англию в 1776 году вышла его знаменитая книга «О богатстве народов». Она имела неслыханный успех и стала руководством для всех выдающихся государственных деятелей того времени. Еще при жизни Адама Смита она выдержала пять английских и несколько заграничных изданий и переводов. Всех поражало, что человек, столь далекий от практической деятельности, всю жизнь погруженный в отвлеченные занятия, мог создать такое конкретное руководство для предпринимателей и политиков и предсказать так точно все последующее развитие. Однако многие считали, что Смит лишь понятным языком пересказал то, что до него было сказано другими, создал теорию, лишь объяснившую ход событий, но вовсе не предлагавшую нечто более совершенное. Были и такие, которые намекали, что за его спиной стоял Давид Юм, который и был истинным автором сочинения. Так это было или иначе, но после смерти Юма Адам Смит не написал больше ничего значительного, так и не реализовав свой грандиозный замысел – дать миру совершенную социальную систему. Он незаметно закончил свои дни скромным таможенным чиновником, место которого исхлопотал ему герцог Бёкль, и в 1790 году в возрасте 67 лет тихо умер, так и оставшись до конца жизни холостяком. Перед смертью он попросил уничтожить все свои архивы.