Медные люди - [18]
— Хочу с главным поговорить! — заявляет вдруг Жабрей и направляется к двери в подсобку. Навстречу вскакивает одна из сидящих за крайним столиком «рептилий» (эти не пьют):
— Прокопьич, обойди с заднего двора, а?
— Я сроду с заднего двора никуда не хаживал! Уйди, лакей!
«Рептилия» усмехается, одергивает на себе одежду. Замахивается. Жабрей смотрит не мигая. За ним уже сгрудилась кучка пьяных мужиков. Руку перехватывает Сережа Антихрист.
— Заходи, Никита Прокопьич, заходи! И вы пожалуйте!
Мужики в большинстве, однако, пятятся. Жабрей проходит внутрь, сунув попутно скомканную зеленую бумажку в нагрудный карман Антихриста. Тот улыбается сладко. Вслед за Жабреем в зал вваливаются еще несколько мужиков.
В зале почти никого нет. Данила, в каком–то нелепом пиджаке, ссутулился за столиком.
Жабрей косится на него, садится в любезно отодвинутое официанткой–змеей кресло.
* * *
За столик Данилы присаживается Сережа Антихрист, как–то выскользнув из–за спины у него, и ласковым свистящим шепотом спрашивает:
— Все спросить тебя хочу, Данила–мастер, ты куда вчера дружка моего Коляна девал?
— Уйди, — не поднимая головы, глухо отвечает Данила. — Ударю…
— А все–таки? А? Данилка?
— Слушай, ты, гаденыш! — выпрямляется Данила. — Я его за собой в гору не тащил. Может, ты на меня в милицию пожаловаться хочешь? Так иди и пожалуйся!
— Корешам твоим, ага… — все так же, словно не встает из–за столика, а на хвост поднимается, Антихрист ускользает.
— Крысы им поужинали, крысы! — кричит ему вслед Данила. — А тобой пообедают!
И смеется.
* * *
— Данила, сука, стой! Стой, падла, убивать буду!
Истеричные вопли подколотого Коляна разносятся по шахте. Он бежит, падает, спотыкается, встает, прижимая руки к животу, несется дальше, мотая головой.
Данила замер за поворотом. Швыркает носом. Сопли — кровавые. Лицо потное, грязное, волосы сбились колтуном. Он тяжело дышит. Ему тоже досталось.
— Чё тебе надо? — орет он, высунувшись из–за угла.
— Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё надо… — передразнивает Колян. Спотыкаясь, спешит к нему. В отнятой от живота руке — длиннющая заточка. Из Коляна капает кровь, и по крови его ползут жирные черные крысы.
— Может, дам, может, дам, чё ты хошь…
— Не ходи, Колян! Убью! — просит Данила. Он вышел из–за поворота.
— Не ходи, братан, убью — сказал Каин Авелю! — хохочет хрипло Колян. — Барсетку, сука, гони!
— Какую барсетку? Ты чё, съехал?
— Барсетку с брюликами, которую у Кости стырил! Что? Непонятно?! Шкат, понял?
Данила переминается с ноги на ногу. Он испуган, устал и не готов еще к одной схватке. Он глядит поверх плеча Коляна, и лицо его светлеет. Светлый ужас написан на лице его.
— А что ж вы у него просите, Николай Васильич? — слышится вдруг ласково–насмешливый женский голос. — Это ведь моя шкатулка!
Данила пятится и с грохотом садится задом на груду камней. Колян медленно поворачивается, поводя перед собою заточкой, и видит… Настю.
— А, Ма–асква! — тянет Колян, старательно скрывая недоумение, храбрясь. У москвички почему–то темные волосы и странное платье — длинное, до пят. И блестящее, будто каменное. Она стоит перед ним прямо, сложив руки на груди и едва заметно покачивая головой. У ног ее вьются две ящерки.
Данила пытается броситься на Коляна сзади, но Хозяйка протягивает руку — и он будто влипает в стену. Колян этого не видит, идет, ощерясь:
— Ох, и настанет же сегодня ночь любви для нас двоих! Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю — ох, и утомлю же! До смерти! С чего начнем, дорогая гостья?
— Да ведь это не я здесь гостья, — певуче говорит Хозяйка, — а вы, Николай Васильич, у меня в гостях. Пойдемте же ко мне в хоромы…
Поворачивается спиной и уходит. Колян вразвалочку следует за ней. Едва они скрываются, Данила вскакивает на ноги, бросается им вслед с криком:
— Таня!
И тут его окатывает щебнем. Он шарахается — и вот уж каменный дождь грохочет в шахте перед его лицом. Дорога отрезана.
* * *
Данила вздрагивает, передергивает плечами, пьет. Его вдруг хлопает по плечу рядышком сидящий Жабрей:
— Эй, ты! Сделай одолжение, снеси–ка вот моей старухе…
Данила нехотя смотрит в его сторону. У Жабрея в руках футлярчик, раскрытый, в футлярчике — бриллиантовые сережки. Под футлярчиком — смятые деньги.
— Получишь за услугу, — поясняет Жабрей. Данила молча отворачивается.
— Мало?! — Жабрей подымается. — Больше дам!
Вытаскивает из–за пазухи и швыряет на пол пачку сторублевых.
— Ты, старик, очумел, — невыразительно говорит Данила. — У тебя из рук денег не взял, а с полу подниму?
— Гордец! Это хорошо! — Жабрей багровеет. — Но уж это ты у меня подымешь!
Еще одна пачка летит на пол — вдвое толще прежней. И бумажки в ней — зеленые.
— Ты посмотри, посмотри!
Данила молча поднимается из–за столика, берет пиджак и уходит.
— Стой! — не своим голосом верещит Жабрей. — Куда?!
— Приберите ваши капиталы, — утихомиривает его подскочивший Сережа Антихрист и сует за пазуху ему денежные пачки. — А сережки, извольте, я отнесу. Ни–ни! — отказывается от денег.
— Гордыбака! — разоряется Жабрей. — Фу–ты, ну–ты, Данила–мастер, столичный житель!
Утихомиривается помаленьку, отдает футляр Антихристу:
— Давай, Сережка, тащи сережки… Жив буду — не забуду…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Небольшие отрывки, просто миниаюры, даже зарисовки всё сильнее и сильнее погружают героев, а с ними и читателя в мрачные и фантасмагорические мистические глубины.
В романе-комедии «Золотая струя» описывается удивительная жизненная ситуация, в которой оказался бывший сверловщик с многолетним стажем Толя Сидоров, уволенный с родного завода за ненадобностью.Неожиданно бывший рабочий обнаружил в себе талант «уринального» художника, работы которого обрели феноменальную популярность.Уникальный дар позволил безработному Сидорову избежать нищеты. «Почему когда я на заводе занимался нужным, полезным делом, я получал копейки, а сейчас занимаюсь какой-то фигнёй и гребу деньги лопатой?», – задается он вопросом.И всё бы хорошо, бизнес шел в гору.
Каждый прожитый и записанный день – это часть единого повествования. И в то же время каждый день может стать вполне законченным, независимым «текстом», самостоятельным произведением. Две повести и пьеса объединяет тема провинции, с которой связана жизнь автора. Объединяет их любовь – к ребенку, к своей родине, хотя есть на свете красивые чужие страны, которые тоже надо понимать и любить, а не отрицать. Пьеса «Я из провинции» вошла в «длинный список» в Конкурсе современной драматургии им. В. Розова «В поисках нового героя» (2013 г.).
Художник-реставратор Челищев восстанавливает старинную икону Богородицы. И вдруг, закончив работу, он замечает, что внутренне изменился до неузнаваемости, стал другим. Материальные интересы отошли на второй план, интуиция обострилась до предела. И главное, за долгое время, проведенное рядом с иконой, на него снизошла удивительная способность находить и уничтожать источники зла, готовые погубить Россию и ее президента…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.