Медная пуговица. Секретное оружие - [22]
В течение некоторого времени он вел себя как базарный агитатор: выражал восторги по адресу фюрера, говорил о заслугах национал-социалистской партии, восхищался будущим Германии…
Но, воздав богу богово, он сразу перешел на фамильярно-деловой тон:
— Вы позволите… — Он на мгновение замялся. — Вы позволите не играть с вами в прятки?
— Прошу вас, — ответил я ему в тон. — Я сам стремлюсь к полной откровенности.
Эдингер просиял.
— О господин Блейк! — воскликнул он. — Для германской разведки не существует тайн.
Я сделал вид, что поражен его словами; человек менее самовлюбленный, чем Эдингер, возможно, заметил бы, что я даже переигрывал.
— Ничего, ничего, не огорчайтесь, — добродушно промолвил Эдингер и похлопал меня по плечу. — Мы умеем смотреть даже сквозь землю!
Я вежливо улыбнулся.
— Что ж, это делает честь германской разведке.
— Да, милейший Блейк, — самодовольно продолжал Эдингер. — Мы знали о вас в те дни, когда Латвией управлял Ульманис, наблюдали за вами, когда Латвия стала советской, и, как видите, нашли, когда сделали Латвию своей провинцией. Еще никому не удалось от нас скрыться.
На этот раз я не улыбнулся, напротив, старался смотреть на своего собеседника возможно холоднее.
— Что вы хотите всем этим сказать? — спросил я. — Допустим, вам известно, кто я, что же дальше?
— Только то, что вы в наших руках, — произнес Эдингер менее уверенным тоном. — Когда солдат попадает в плен, это на всех языках называется поражением.
— Неудача отдельного офицера не есть поражение нации, — возразил я с холодной вежливостью. — Не забывайте, что я разведчик, а разведчик всегда готов к смерти. Такова наша профессия: поражать и, увы, всегда быть готовым к тому, что могут поразить и тебя самого.
Я понимал, что все, что я говорил, было в известной степени декламацией, но я также понимал, что декламация производит впечатление не только на сцене.
— Мне приятно, что вы это понимаете, — удовлетворенно сказал Эдингер. — В таком случае поговорим о стоимости выкупа.
Я выпрямился в своем кресле.
— Я еще не продан и не куплен, господин Эдингер!
— Неужели вы не боитесь смерти? — вкрадчиво спросил меня мой собеседник. — Поверьте, смерть — это небольшое удовольствие!
— Английский офицер боится только бога и своего короля, — ответил я с достоинством. — А с вами мы, господин Эдингер, только коллеги.
— Вот именно, вот именно! — воскликнул Эдингер. — Именно потому, что я считаю вас своим коллегой, я хочу не только сохранить вам жизнь, но и позволить вам продолжать свою деятельность! Я настороженно прищурился.
— А что вы от меня за это потребуете? Эдингер серьезно посмотрел на меня.
— Стать нашим агентом.
Конечно, я понимал, каково будет предложение Эдингера… Другого не могло быть! Разоблаченный разведчик либо перевербовывается, либо умирает… Понимал это и мой собеседник, а говорил со мной потому, что заранее был уверен в ответе. Речь шла только о цене. Эдингер мерил Блейка на свой аршин; думаю, что сам Эдингер в подобных обстоятельствах предпочел бы измену смерти.
Что ж, мне приходилось поступиться честью мистера Блейка, хотя позу, принятую в этом разговоре, следовало сохранить!
— Вы должны меня понять, господин Эдингер, — сдержанно произнес я. — Я не могу действовать во вред своему отечеству…
— От вас этого и не требуют, — примирительно сказал Эдингер. — Нам просто нужны сознательные английские офицеры, которые понимают, что Англии не по пути с евреями и большевиками. Мы сумеем переправить вас в Лондон, хотя там должны думать, что вы самостоятельно и вопреки нам героически преодолели все препятствия. Вы будете продолжать свою службу и снабжать нас информацией.
Это было необыкновенно благоприятное стечение обстоятельств: советского офицера принимали за агента английской секретной службы и предлагали поступить на службу в немецкую разведку; я мог оказаться полезен нашему командованию, но это благоприятное стечение обстоятельств сводилось на нет тем, что у меня не было еще возможностей связаться со своими…
Пока что оставалось одно: до поры до времени изображать из себя Берзиня, Блейка и кого только угодно, заставить окружающих меня людей думать, будто я одержим всякими колебаниями, дождаться удобного момента, пойти на любую мистификацию и перебраться через линию фронта…
— Господин Блейк, я жду, — внушительно сказал Эдингер. — Не заставляйте меня повторять лестное предложение, о котором известно даже рейхслейтеру Гиммлеру.
— Но это так неожиданно, — неуверенно произнес я. — Я должен подумать…
— Не стоит выбирать между дворцом и тюрьмой, — перебил меня Эдингер.
— Все же я должен подумать, — твердо возразил я. «Пусть Эдингер, — иронически подумал я, — не воображает, что так просто купить английского офицера!»
Эдингер испытующе смотрел на меня своими оловянными глазами.
— Ну а что будет иметь в результате всего этого ваш покорный слуга? — деловито осведомился я. — Для того чтобы жить, надо еще кое-что иметь. Что мне даст эта… переориентировка?
— Нас никто еще не упрекал в скупости, — гордо сказал Эдингер. — Ваши расходы по сбору информации будут регулярно оплачиваться.
— В какой валюте? — цинично спросил я.
