Медленный человек - [35]

Потому что есть ведь и альтернативная история, которую, как обнаруживается, он может сочинить с превеликой легкостью. В этой альтернативной истории Костелло нашла бы эту Марианну с большим задом, известную также под именем Наташа, а еще Таня, родом из Молдавии, в «Желтых страницах». По телефону Костелло стала бы натаскивать ее на шараду: «Мой кузен – это вам нужно знать – несколько эксцентричен. Но какой же мужчина лишен маленьких чудачеств и что же делать женщине, как не попытаться к ним приспособиться? Основная странность моего кузена заключается в том, что он предпочитает не видеть женщину, с которой имеет дело. Он предпочитает царство воображения, предпочитает витать в облаках. Когда-то, давным-давно, он по уши влюбился в женщину по имени Марианна, актрису. Ему нужно от вас – и он дал мне понять, что я должна вам это передать, – чтобы вы изображали актрису Марианну, надев определенные аксессуары, которые я вам предоставлю. Такова будет ваша роль, и за исполнение этой роли он вам заплатит. Вы понимаете?» «Конечно, – ответила бы Наташа или Таня, – но это за дополнительную плату». «За дополнительную плату, – согласилась бы Костелло. – Я ему обязательно напомню об этом. И последнее: будьте с ним милы. Он недавно потерял ногу в автомобильной катастрофе и уже не такой, как прежде».

Не может ли быть так, что это – если добавить или убрать одну-две детали – настоящая история, стоявшая за визитом так называемой Марианны? А что, если она надела темные очки не для того, чтобы скрыть, что она слепая, а для того, чтобы он не увидел, что она зрячая? А когда она дрожала – была ли это нервозность или с трудом сдерживаемый смех при виде мужчины с чулком на голове, который возился с ее нижним бельем? «Мы переступили порог. Теперь мы можем перейти к чему-то лучшему и более высокому». Напыщенный дурак! Наверное, она хохотала в такси всю дорогу домой.

Была ли Марианна Марианной или все-таки Наташей? Вот что ему нужно выяснить первым делом, он должен вытряхнуть это из Костелло. Только когда он получит ответ, можно перейти к более глубинному вопросу: имеет ли значение, кто эта женщина на самом деле? Имеет ли значение, одурачили ли его?

– Вы обращаетесь со мной как с марионеткой, – сетует он. – Вы обращаетесь со всеми так, словно это марионетки. Сочиняете истории и силой заставляете нас разыгрывать их для вас. Вам бы нужно открыть театр марионеток или завести зоопарк. Наверно, есть множество зоопарков, которые продаются: они теперь вышли из моды. Купите зоопарк и посадите нас в клетки, написав на них наши имена. «Пол Реймент: canix infelix [13]»; «Марианна Попова: pseudocaeca [14] (мигрирующая)». И так далее. Ряд за рядом – клетки с людьми, которые, как вы выражаетесь, пришли к вам в ходе вашей карьеры лгуньи и сочинительницы. Вы могли бы брать плату за вход. Могли бы зарабатывать этим себе на жизнь. Во время уикенда родители приводили бы детишек поглазеть на нас и бросить нам орешков. Это легче, чем писать книги, которые никто не читает.

Он делает паузу, ожидая, что она на это клюнет, но она молчит.

– Чего я не понимаю, – продолжает он (начиная эту тираду, он не злился, не злится и сейчас, просто приятно выпустить пары), – чего я не понимаю, так это зачем вы так упорно за меня держитесь: ведь я скучен и совершенно не поддаюсь на ваши уловки. Оставьте меня, умоляю, и позвольте мне продолжить жить своей жизнью. Напишите лучше об этой вашей слепой Марианне. В ней таятся большие возможности, нежели во мне. Я не герой, миссис Костелло. Потеря ноги не значит, что человек подходит для драматической роли. Потеря ноги – это не трагедия и не комедия, это просто невезение.

– Не злитесь, Пол. Оставить вас, взять Марианну – возможно, я это сделаю, а возможно, и нет. Кто знает, как обернется дело.

– Я не злюсь.

– Конечно злитесь. Я слышу это по вашему голосу. Вы обозлены, и кто же может вас за это винить, после того что с вами случилось.

Он берет костыли.

– Я обойдусь без вашего сочувствия, – отрезает он. – Сейчас я ухожу. Не знаю, когда вернусь. Когда будете уходить, заприте за собой дверь.

– Если я уйду, то непременно запру дверь. Но не думаю, что куда-нибудь отправлюсь. Вы и представить себе не можете, как я мечтаю о горячей ванне. Да, побалую-ка я себя, если не возражаете. Такая роскошь в наши дни!

Эта Костелло не впервые отказывается объясниться. Но этот последний уклончивый ответ и раздражает, и тревожит его: «Возможно, я это сделаю, а возможно, и нет». Неужели ее интерес к нему временный? Может быть, именно Марианна окажется избранной, а вовсе не он? Если отбросить ту туманную съемку, о которой он действительно ничего не помнит, было еще две встречи: первая – в лифте, вторая – на этом диване. Неужели это эпизоды из жизни Марианны Поповой, а не Пола Реймента? Конечно, в некотором смысле он проходной персонаж в жизни этой Марианны, да и в жизни любого другого, чей путь он пересекает, точно так же, как Марианна и любой другой – проходные персонажи в его жизни. Но, быть может, он проходной персонаж и в более фундаментальном смысле: тот, на кого лишь мимолетно падает свет, перед тем как он проходит? Не окажется ли то, что произошло между ним и Марианной, просто еще одним эпизодом в погоне Марианны за любовью? Или, быть может, Костелло пишет две истории одновременно, истории о персонажах, которые переживают потерю (зрения – в одном случае, ноги – в другом) – потерю, с которой им нужно научиться жить; и в качестве эксперимента или даже профессиональной шутки не могла ли она устроить так, чтобы две линии жизни пересеклись? У него нет опыта общения с романистами, и ему неизвестны тонкости их ремесла, но это звучит правдоподобно.