Медиум - [6]

Летят, как тополиный пух.

А ножки-то, а ножки-то, а ножки!

Погладишь – перехватывает…

«Ракета» трубно загудела. Так и не узнаешь, что там перехватывает. Туровский прикрыл глаза. Он надеялся, что песня отвлечет его от ноющей боли, а она, наоборот, проткнула его, точно копьем, пригвоздив к сиденью. Он ведь тоже когда-то самозабвенно орал у костра, хоть и слуха не было ни малейшего. Не эту песню, другую, но неважно. Но те картинки из студенческого прошлого не оживали. Оживали совсем иные, из иного времени. То, что помнить совсем не хотелось.

Женщина стояла, как живая, перед внутренним взором. Каштановые волосы, легкие как пух, струятся по плечам, ослепительно белая короткая туника открывает загорелые ноги. Блестящие карие глаза изучают его спокойно, словно букашку.

– Меня в чем-то подозревают, Сергей Павлович?

Она ухитрилась расположиться на жестком казенном стуле, будто в мягком кресле. Одна нога закинута на другую, туника продуманно приподнята: любуйтесь, гражданин следователь! Он заставлял себя смотреть в угол, боясь поднять глаза, чтобы не наткнуться на её взгляд, в котором сквозила неприкрытая насмешка. И злился.

– Вы же прекрасно знаете, Тамара, что проходите по делу как свидетельница.

– Свидетельница чего, простите?

– Преступлений вашего любовника, Олега Германовича Воронова.

– Это плохо звучит.

Он взъярился.

– Что именно? Слово «любовник»? Кто же он вам? – Чуть было не ударил кулаком по столу. Вот бы ей было удовольствие! – Так как мне его назвать? Другом, товарищем, соратником?

Она чуть улыбнулась.

– Нет, почему? Вы правильно выразились, мы были любовниками. Мне нравилось, как он трахается. Чтобы вам было понятно.

Пауза. Спокойная полуулыбка на красивом лице. Свободная поза, ни капельки неестественности и закрепощения. Вроде бы не замечает ни решетки на окнах кабинета, ни серых стен под цвет сейфа в углу (Боже, сколько паутины! Срам!). Обычная светская беседа за коктейлем. Не под протокол.

– Что же вас смущает?

– То, что вы записали меня в свидетели, Сергей Павлович. На каком основании? И какие преступления вы имеете в виду? Кстати, я бы не советовала его трогать. Он большой человек, у него много власти. А преступления… Я понимаю, что вы хотите сказать.

Она наклонилась вперед. Губы её раскрылись, словно она хотела поцеловать, точнее, прильнуть ими к губам человека, сидящего перед ней. Нежное, легчайшее прикосновение, в котором больше интимности, чем во всей ночи, проведенной в одной постели…

– Олег способен на поступок, вот что мне импонирует. Он всего добился сам, его никто не толкал в те сферы, куда вам дорога заказана.

– У меня своя дорога, – хрипло проговорил он.

– Конечно. И другой вам не хочется.

Она провела теплой ладонью по его щеке.

– Совсем не хочется. И меня не хочется, верно? Я ведь дрянь, проститутка.

– Перестаньте.

– Почему? Вам ведь нравится.

Он сделал над собой усилие, чтобы стряхнуть наваждение, и уронил на стол пачку фотографий. Она едва взглянула. Снимки были дрянными. На некотором удалении от фотографа – серый аэродром с одиноким самолетом, фигурки людей на летном поле, черный роскошный «Кадиллак» и шофер, услужливо открывающий дверцу.

– Узнаете?

– Кажется, да. Это, на заднем сиденье, Олег… Рядом Каюм, его знакомый. Очень приличный мужчина, манеры – как у посла. Не вашим чета, уж извините.

– Вы знаете, чем он занимается?

Ее губы чуть дрогнули в насмешливой улыбке.

– Он грузинский князь, очень старинного рода. Что вы к нему прицепились?

– Он один из главарей чеченских боевиков. Туровский ткнул пальцем в самолет на заднем плане.

– Вы были внутри?

– А вам какое дело?

– Вам ничего не бросилось в глаза? Например, что-нибудь необычное в оформлений салона?

– Да очень простое оформление. Три или четыре кресла, столик, диван. Бар. Олег много летает, встречается с разными людьми, всем старается помочь. Завязывает деловые контакты. Вам претят такие люди, как он?

– Четыре кресла, столик, – задумчиво проговорил Туровский, не обращая внимания на реплику собеседницы. – И это на весь салон. Остальное пространство пустое, ничем не занятое. Вас это не удивляет?

На этот раз в её глазах мелькнул интерес.

– Он что, возит наркотики?

– Вряд ли. Для наркотиков не нужно столько места.

– Что же тогда?

«Кажется, я её сломал, – подумал Сергей Павлович. – По крайней мере, она слушает меня, а не смотрит как на серую мышь».

– Одно я знаю точно: это должно быть большого объема. И опасное, не предназначенное для чужих глаз.

Что это могло быть? Следователь Туровский мог и не знать ответа. Но бывший начальник охраны военного аэродрома в солнечном Кандагаре знал его прекрасно.

Оружие.

– Кто-то из подручных Воронова крадет оружие с российских военных баз, а сам Олег Германович, пользуясь своим статусом, доставляет и продает его боевикам на Кавказе.

Он прикинул: за один рейс можно перевезти три-четыре единицы бронетехники, а уж патронов, стрелкового оружия…

«Ракета» сбавила ход и осела, крылья ушли под воду, и она стала в один миг похожей на обыкновенную старую латаную-перелатаную посудину. Сергей Павлович подождал, пока туристы вывалят свои рюкзаки наружу, потом сам лениво вышел на деревянную пристань. Народу в брезентовых штормовках и ярких цветных ветровках была тьма-тьмущая. Большинство из них направлялись на скалодром километрах в трех от пристани. Традиционные соревнования на первенство чего-то. А подальше вдоль берега, ещё в двух километрах, где местность была поровнее и лес погуще, прятался крошечный санаторий, бывший заводской, а теперь, можно сказать, бесхозный: пара домиков для персонала, хозблок и единственный корпус – деревянное двухэтажное здание для отдыхающих. Два туалета и два умывальника, по одному на этаж. Спартанский социализм.