Медики шутят, пока молчит сирена - [48]
С. 393
Общая перспектива лечения рака
А. И.: «Вот подождите, пройдет очень короткий срок и будет так. Рак желудка с метастазами в печень, поджелудочную железу и в задний проход. Назначили такой-то цитостатик, у больного агранулоцитоз <падение числа лейкоцитов-гранулоцитов ниже критического уровня>. Он вышел из агранулоцитоза. И в заднем проходе, и в печени все метастазы рассосались. Вот увидите, будет так! Но только при этом будет тяжелое поражение печени, будут останавливаться почки, это уж я вам гарантирую».
С. 407
В 1972 г. у нас не поверили, что Бернар начал лечить острый лейкоз
А. И.: «В 1972 году мы прочитали первую публикацию по лечению острого лейкоза. Вам это даже представить трудно, если тогда из ста больных сто умирало, из тысячи — тысяча, из миллиона — миллион. А в 1972 году грянул гром: французы и американцы сделали программу, жесткую, трудную, по лечению острого лейкоза, и половина детей выздоравливала. Я узнал об этой программе из рук в руки, в Париже, от автора, величайшего гематолога — Жана Бернара. Приезжаю в Москву, домой, иду к своему учителю, Иосифу Абрамовичу Кассирскому, и, как идиот, говорю: „Иосиф Абрамович, Бернар говорит, что они вылечивают или надеются вылечить половину больных детей с острым лейкозом. Все-таки, он порядочное трепло“. И Кассирский говорит: „Ну, Андрей Иванович, ну, конечно, он хороший ученый, но болтун, ну, француз, ну, что с него взять!“ И мы опоздали из-за того, что один молодой дурак другому старому, я не могу сказать, что дураку, но доверчивому человеку, плохо сообщил то, что надо было понять. Это было невероятно, почти так же, как мне бы сказали, что построили лестницу на Луну, и, знаете, ничего, вскарабкались. Так для меня представлялось излечение острого лейкоза. А тогда Бернар мне рассказал программу лечения. Когда мы все это узнали и поняли, мы с покойной Мариной Давыдовной <Бриллиант> все бросили на это. На нас кричали, топали ногами — никто не верил. Даже нашлась одна дура, которая говорила: „Андрей Иванович, ну, это все-таки происки международного империализма“. Я ей говорю: „Да, им больше делать нечего“. <…>
Кто орал? Педиатры во главе с Наташей Кисляк, моей хорошей знакомой. Орали, что это вранье все, от начала до конца. Вы думаете, это был месяц, два, год? Продолжалось несколько лет, когда педиатры категорически не принимали терапию острого лимфобластного лейкоза детей. Потому что психологию изменить очень непросто. Они были искренне уверены, что мы лжем, что никаких выздоровлений не бывает. Ни один педиатр близко не подпускал эту информацию к детям. А в это время вылечивали мы — в Москве, Менделеев — в Петрозаводске. А сегодня все наоборот».
[И. А. Кассирский… 2008. С. 9]; [Академик Андрей Воробьев… 2010. С. 122]
Предложим телевидению: Кравченко, Савченко и… Рабиновича
A. И.: Воробьева только надо на кого-то сменить.
B. Г. Савченко:Андрей Иванович, рассказывать об Институте и не рассказывать о Вас, это уже смешно. Звонков?
A. И.: Звонков <Е. Е.> расскажет о желудке. Головной мозг — Губкин <А. В.>, можно показать гигантскую опухоль головного мозга. Огромная опухоль головного мозга, Вы понимаете, что человек с такой опухолью — вот она, показываем, — его реально нет. И 60 % из них выздоравливают благодаря тому, что мы проводим терапию в сверхнапряженных условиях.
B. Г.: Там самое главное — диагностика, а диагностикой на современном уровне владеет практически только этот Центр.
A. И.: А персонаж по диагностике лимфом?
B. Г.: Персонаж — это два завлаба: из ГИИТа и клинической морфологии.
A. И.: Ну, да, Кравченко да Савченко. …И один Рабинович.
B. Г.: Кто Рабинович?
Никита Шкловский: Воробьев!
A. И.: Уже хорошо.
B. Г.: Итак, Кравченко, Савченко и Воробьев.
Нитроглицерин — страшная вещь при обмороке
А. И.: «Это страшная вещь, когда перепутали больного в обмороке с больным с коронарной патологией, сунули ему нитроглицерин — он встать не может, у него рухнуло давление еще больше. И все!»
С. 342
Из морга — в реанимацию
«Однажды Андрея Воробьева попросили подписать заключение о смерти пациента — зачем-то нужно было, чтобы факт, который может установить любой врач, был заверен подписью светила. Речь шла о чистой формальности. Андрей Иванович уже было и ручку занес, но в последний момент заупрямился: „Нет, я так не могу. Раз я подписываю, мне нужно хоть глянуть на него“. После недолгих возражений („Да чего глядеть-то, он уже остывает!“) профессора проводили к новопреставленному. Воробьев в самом деле только посмотрел на него. И тут же сказал: „Послушайте, здесь что-то не то — мертвые так не лежат. Ну-ка давайте его в реанимацию!“ Если эта история и придумана — она хорошо придумана»
