Медичи. Крестные отцы Ренессанса - [74]

Вошедшая в легенду первая встреча Микеланджело и Лоренцо де Медичи в школьном саду знаменовала собой поворотный пункт в жизни художника. Орудуя молотком и резцом, Микеланджело тщательно вырезал из гранита голову старого ухмыляющегося сатира, используя в качестве модели античный оригинал. Он был настолько поглощен своим делом, что не заметил, как сзади подошел и остановился Лоренцо, буквально потрясенный тем мастерством, с каким этот совсем еще подросток добавляет все новые черты поблекшему от времени осколку старого мрамора, что стоял перед ним. Микеланджело работал над черепом, выдалбливая в этот момент рот сатира. Вот он осторожно отколол кусок камня, обнажая язык, а затем ряд зубов, один за другим, верхних и нижних. Внезапно он почувствовал, что на него смотрят. Микеланджело круто повернулся и залился краской. Лоренцо мягко улыбнулся и, слегка наклонившись, чтобы рассмотреть поближе, указал на ошибку — у старого сатира не может быть всех зубов.

Юный скульптор помрачнел — как он мог так промахнуться? Как только Лоренцо отошел, Микеланджело вернулся к работе. Он отколол у сатира один зуб и сделал углубление в десне, чтобы все выглядело естественно: зуб выпал. Вскоре Лоренцо вернулся и буквально ахнул от изумления; именно после этого инцидента Микеланджело и получил приглашение перебраться в палаццо Медичи. Ему была выделена комната и нечто вроде стипендии — сумма, эквивалентная пяти флоринам в месяц (чуть больше половины того, что получал — и этого вполне хватало, чтобы содержать семью, — квалифицированный ремесленник). Чтобы уладить положение в доме, отцу Микеланджело было даже предложено место на таможне.

Отныне и в течение ближайших четырех лет Микеланджело трапезничал с Лоренцо и его семьей — как до него Боттичелли, а возможно, и Леонардо. В такой обстановке подросток несколько растаял, утратил свою обычную замкнутость, и Лоренцо принялся зазывать его на встречи в Платоновской Академии. В отличие от Боттичелли и Леонардо Микеланджело сразу схватывал суть разговора — полученного образования было достаточно. Так и видишь его сидящим где-нибудь сбоку и прислушивающимся к тому, как Пико, Полициано и другие блистают эрудицией и умом. Вскоре Микеланджело проникся философскими идеями Платона, богатство которых расширяло догматы его религиозной веры. Стихи, что они читали, доказывали возможность выражения чувств в словах, чувств, которые у него застыли где-то внутри; должно быть, читал Микеланджело и современную поэзию, во всяком случае, примерно к этому времени относятся его собственные стихотворные опыты. Хотя его поэтический дар разовьется вполне лишь несколько лет спустя, даже первые стихи — это далеко не просто любительские упражнения трудного подростка. Со временем Микеланджело превзойдет даже Лоренцо де Медичи и его поэзия станет одной из ярчайших страниц итальянского языка. Самые ранние из дошедших до нас строк свидетельствуют, что и начинал он, можно повторить, сильно:

Лишь я один, горя, лежу во мгле,

Когда лучи от мира солнце прячет;

Для всех есть отдых, я ж томлюсь, — и плачет

Моя душа простерта на земле.[6]

Впрочем, несмотря на столь обещающий поэтический дебют, главным для Микеланджело останутся изобразительные искусства, и здесь он тоже получил мощный импульс «в стенах» Платоновской Академии. Его ранний фриз «Битва кентавров» подсказан строками из Полициано (представляющими собой переложение Овидия), опирающимися на мифологический сюжет: по легенде, несколько кентавров так напились на свадьбе у царя Пиритоса, что попытались изнасиловать и выкрасть всех женщин. С юношеской пылкостью изображает Микеланджело извивающиеся, сплетенные в схватке тела. Это — художественный шедевр, созидая который автор явно находился под влиянием Гиберти с его бронзовыми дверями баптистерия, которые Микеланджело уподоблял вратам в рай. В рай! — работа же Микеланджело ассоциируется скорее с адом; ее, на вид хаотичная, а на самом деле глубоко продуманная композиция порождена скорее эротическими фантазиями воспаленного ума, нежели античным мифом. Контрастом ей может служить другая выдающаяся работа — барельеф, воплощающий классический покой и красоту. Это «Мадонна на лестнице», в которой явно видны следы влияния Донателло. Мадонна сидит у подножия круто уходящей вверх лестницы, кормя грудью вполне реалистически изображенного, хотя, пожалуй, физически чуть переразвитого младенца, а на заднем плане, на верхних ступенях, угадываются играющие дети. И все-таки прежде всего бросаются в глаза складки пышного платья Мадонны, с такой точностью и вместе с тем легкостью высечены они из мрамора, такая текучесть формы в них ощущается... Стало ясно, что на свет появился еще один первостепенный художественный талант, взращенный под сенью Медичи. Из дальнейшего будет видно, что Микеланджело сохранит тесные связи с этой семьей до самого конца жизни. 

16. В НОВОМ НАПРАВЛЕНИИ

В конце XV века мир вступал в новую эру, и это не просто общее место, возникшее в позднейшие времена. Это остро ощущали молодые люди, спорившие о Платоне на площадях, и смутно — даже те, кому не хватало грамоты, но кто в немом восторге застывал перед новыми произведениями искусства. Соборный купол работы Брунеллески, бронзовые врата работы Гиберти, огромный дворец, который семья Питти медленно возводила на холме Олтрарно, красочные празднества, устраивавшиеся Лоренцо Великолепным, — к прошлому возврата нет. Флоренция на глазах становилась новым городом; и в то же время происходило и нечто иное. За жаждой развлечений, за новыми чудесами и новыми идеями чувствовалась какая-то смута, даже недовольство, особенно среди popolo minuto, ведь по окончании турниров и фестивалей людям приходилось брести назад, в свои трущобы.