Медианн №3, 2020 - [53]

— Мне пора.

Вольник развернулся и поспешил прочь.

— Береги себя, — напутствовал его Таислав.

* * *

Кион брал сына на руки всего раз. Когда перерезал младенцу пуповину, омыл в корытце и отдал матери. Плач ребенка сводил с ума.

Вольник всякий раз сбегал, не в силах выносить его. Спустя месяц Ирия протянула ему спящее дитя.

— Покачай его.

Он воспротивился. Отцовский инстинкт так и не заполнил темные каверны зачерствевшей души. Ему казалось, что он предает Павлоса. Словно бы он намеренно приберег любовь для другого сына.

— Возьми, ну же, — не унималась Ирия.

Кион забрал у нее ребенка и стал баюкать.

— Нам нужно назвать его. Как ты хочешь? — спросила она.

Вольник дернул плечами.

— Может, Федором?

Он согласился.

Охотник смастерил и подвесил зыбку. День ото дня он все больше прикипал к Федору. Пересказывал притчи, что поведали ему монахи в одной из пещер на склоне горы Иды. В своих обращениях к Богу он молил Его о милости к сыну… к обоим сыновьям.

Охота отныне не представлялась слепым азартом. Вольник кожей чувствовал затаенную угрозу. Зверь выжидал. Чтобы нанести удар в самый неожиданный момент. Наверняка, изощренный в своей подлости, он изберет целью близких ему людей. Во что бы то ни стало нужно было перехитрить изворотливого врага.

Однако любые попытки выследить зверя оставались тщетными. В плетенные из лыка сети попадались только рыба и выдры. С ночных оплывов охотник возвращался ни с чем, не считая опухших от комарья лица и рук.

Ирия боялась. За ребенка, за себя, за любимого. Она заклинала Киона покинуть это место, но тот был непреклонен. Он убеждал, что в селище нельзя, а плыть по озеру опасно, ящер только этого и ждет.

В сентябрьские сумерки зверь показался сам. Ирия спала. Маленький Федор постанывал, как вдруг изо рта его стали вырываться нечеловечьи трескотня и шиканья. Кион кинулся к зыбке и увидел его. Чернота глаз ящера растеклась по белкам сына. Беззубый ротик Федора открывался и закрывался, словно бы зверь перемалывал жертву. Ручонки сына дергались в нелепом танце — так зверь перебирал по земле лапами, подбираясь к добыче.

— Объявился, — в торжественном ликовании прошептал охотник. — Возжелал сразиться?

Он взял сына и прижал к груди.

— Кион, что с ним? — спросила проснувшаяся Ирия.

Вольник выпучил на нее ошалелые глаза.

— Он объявился, — по-звериному прошипел он.

— Отдай мне его, прошу тебя.

Девушка потянула к чаду руки.

— Он возжелал сразиться. Так тому и быть.

Кион пошагал с Федором к двери.

— Отдай! — бросилась Ирия.

Вольник наотмашь ударил локтем, девушку откинуло. Она головой ударилась об очаг и распласталась на полу. Странник взял в свободную руку гарпун и помчал к озеру. На небе стояла яркая луна, но он и без нее знал каждую кочку.

Тряпица, укрывающая сына, спала. Мужчина оставил голенького Федора на берегу, а сам забрался на иву. Пополз по ветке и оказался над ребенком. Когда зверь подберется к сыну, представлялось, он сиганет на него сверху.

Вольник притаился и ждал. Федор плакал и дергал на холодном песке ручками и ножками. За лесом, где раскинулось Ящерово, рыжела полоса пожара. Кион всем сердцем надеялся, что хоть кто-то сумел выжить.

Он во все глаза смотрел на воду. Сегодня со зверем будет покончено. Внимание вдруг что-то привлекло, вольник повернулся.

Из сумрака вышла она. Кожу ее не покрывали пузыри и ожоги, какую он увидел, когда нехристь покинула их деревню. Она была той, какую он знал всегда, в золотом гиматионе. Она вела за руку их сына, с гладкой бронзовой кожей и мягкими волосам.

— Папа, ты зачем туда забрался? — наивно спросил Павлос.

— Атемия… сынок…

Кион заплакал вместе с ивой.

— Уходите. Молю вас. Он сейчас придет.

Атемия подошла к Федору. Она взяла рыдающего мальчика на руки и стала растирать его, согревая.

— Он замерз.

Она с осуждением глянула на мужа. Будто это был их собственный ребенок. Будто это был Павлос.

— Это мой братик? — вскинул счастливые глаза мертвый сын.

— Да, — утирая слезы, всхлипнул охотник. — Это твой брат. Федор.

У берега заиграли волны. А затем озеро изрыгнуло его. Зверь выбирался неохотно. Не иначе как воину, встречавшему сонмы смертей, следовало сразиться с неопытным слюнтяем. Скользкий панцирь отражал серебряный свет луны. Голова зверя медленно качалась из стороны в сторону. Переставляя кривые лапы, ящер направлялся к жертве.

Атемия поцеловала Федора в лоб и вернула на землю. Она посмотрела на мужа и попросила:

— Пообещай, что будешь счастлив.

Грудь вольника сотрясалась от любви, тоски, злобы.

— Пошли.

Атемия взяла Павлоса за руку. Сын обернулся, помахал на прощание, и они скрылись в темноте прошлого.

Зверь тащился прямо под ним. Охотник испустил вопль — и коршуном полетел вниз. Гарпун вошел в скверную плоть. Зверь заклокотал и червем стал извиваться, пытаясь сбросить со спины болючее. Вольник отпрыгнул. Он заметался, что ему делать дальше. Выдернуть гарпун и вонзить зверю в голову или броситься врукопашную? Свернуть ящеру шею, бороться до самой смерти? Не его, зверя.

Ящер мыслил иначе. Видимо, он увидел в Федоре угрозу и ринулся на мальчика.

— Нет! — раздался крик Ирии.

Кион рванулся за зверем, но тот явно опережал. Зверь раскрыл пасть и готовился заглотить сына.