Медиа-киллер - [10]

– Дмитрий Вячеславович, я благодарен вам за помощь, которую вы мне оказывали. Иначе я не протянул бы и года. – На глазах бывшего олигарха явилась скупая слеза, а на губах – привычная улыбка, выражающая сарказм и безысходность одновременно. Сейчас эта улыбка приобрела еще и какой-то неведомый, глубинный смысл. В ней читалась едва осязаемая мистическая предначертанность. Завтра опальный олигарх должен был выйти на долгожданную волю.

– И тебе, Миша, спасибо. Без тебя я б столько нужных книжек не прочел. Раньше я, как несмышленыш, все подряд читал. Ты мне на правильную литературу глаза раскрыл. Я б без тебя Маркса не понял… – отвечал законник.

Арестант № 1 вовсе не был тем, кем считали его окружающие зэки. К тому же слово «олигарх» в России утратило всяческий смысл. Ведь олигарх афилирован с властью. Олигарх и чиновник вместе придумывают схемы. В условиях хаоса схема – это и есть бизнес. Надо увести деньги. Туда, где их не достать никому, даже если задуют ветры перемен и сметут создателей схемы. Он был вором, но он не был вором в законе. Местные урки определили его в категорию нафаршмаченного фраера. В 90-х он боролся с ними там, на воле, финансируя ментов, а сегодня его жизнь зависит от смотрящих, положенцев, бродяг и паханов, правильных арестантов, чья философия ему претит и чье мировоззрение кажется примитивным.

На воле он поступал так же, как все деловые люди, делал то же самое, что все делают и после него. Но «закрыли» именно его. Почему? Этот вопрос не давал ему покоя все эти семь лет, что он провел в Краснокаменской зоне и читинском остроге.

Может быть, потому, что он был единственным банкиром, кто осмеливался являться на прием к президенту в водолазке, пренебрегая куртуазным этикетом и придворным протоколом, и вступать с властью в публичную полемику, позволяя себе, словно равному, словесные пикировки в присутствии журналистов. Тогда он не угадал. Он поставил на несколько лошадок, но к финишу пришел конек-горбунок, невзрачный лишь на первый взгляд, незаметный до поры до времени, но преобразившийся во мгновение ока. Тогда, в 2000-м, казалось, что назначенного преемника Первого президента легко обхитрить, но бывший кадровый офицер КГБ оказался настолько юрким и проворным, насколько мстительным и неуязвимым… Они невзлюбили друг друга на органическом уровне. Миша так себя любил, что единственным достойным для себя врагом посчитал всенародно избранного президента. За это он и поплатился.

Надо было рвать когти из страны! А теперь приходилось корчить из себя патриота, тогда как совсем недавно он призывал к «ядерной оферте» – отказу от ядерного щита. Приходилось идентифицировать себя то как иудея, то как православного христианина – в зависимости от того, кто спрашивал и как это отражалось на общественном мнении. Приходилось выдавливать из публики слезу в ущерб собственной гордыне. И помогать сиротам. Это он делал искренне. По крайней мере, ему так казалось. Но безжалостная публика это его рвение окрестила новой схемой.

Наверное, он и сам бы так думал, если б не одно обстоятельство. Схема эта нисколько не напоминала те залоговые аукционы, которые сделали его мультимагнатом. Тогда он кредитовал государство его же деньгами и получал в залог месторождения нефти, заводы, землю, недвижимость. Государство отказывалось платить, и залог переходил в его собственность. Откаты правителей устраивали. Ведь они считали себя временщиками. А эти, новые, уверены, что пришли навсегда. Схема не работала. Самодержавие не нуждается в схемах.

Он многое передумал, еще больше переоценил, но не раскаялся. Он сравнивал себя с еврейскими ростовщиками Средневековья, которых сжигали на костре испанские короли только за то, что не желали возвращать долги. Его незавидная участь напоминала семилетнее заточение в замке Тампль Великого магистра тамплиеров Жака де Моле, который провинился перед французским королем Филиппом Красивым ровно тем же. Тамплиеры поплатились за то, что ссуживали деньги инквизиции и королю. Им заплатили по векселям черной неблагодарностью, поджарив на костре.

Из Жака де Моле пытками выдавили показания и самооговор. А разве не пытка для него, в недавнем прошлом самого могущественного из семи банкиров, диктовавших власти свою волю, вязать варежки в Забайкалье и слушать увещевания местного начальника колонии, который не скрывает, что его любимый фильм – «Вечный жид». Там евреи уподобляются крысам. Дискуссия о недопустимости ксенофобии, о том, что люди рождены равными перед Богом, вызывала в глазах оппонента гнев. «Кум» считал аргументы узника неискренними, а это могло привести арестанта только в ШИЗО, где на четырех квадратных метрах ему расстелют вонючий матрац, небрежно бросят Библию с парой копий просроченных нормативных актов Федеральной системы исполнения наказаний и поставят миску с какой-нибудь отравой.

Тюремщики могут придраться ко всему, ведь он не приспособлен. Его адвокаты здесь бессильны. И единственный человек, кто может реально помочь в казематах, если не считать тюремную администрацию, – это смотрящий, авторитет. От него зависит твоя жизнь в кубрике, в карцере, на часовой прогулке, в столовой, в цехе, в бане, даже в сортире, где тебя могут замочить. Пока ты козырный фраер, а значит, потенциально можешь организовать «грев» для блатных, к тебе присматриваются и не трогают. Но достаточно одной отмашки – и тебе конец. От кого будет исходить приказ о твоем приговоре, кто «черкнет маляву» – не важно. Орудием будут зэки. Вот такие, как этот авторитет по кличке Соболь, всесильный и уверенный в себе…