Медаль за убийство - [36]

– Вы, наверное, хотите сказать – ваш отец, мисс Теллрайт?

– Конечно, именно это я и имела в виду – мой отец, старый скупердяй, которого я и люблю и ненавижу в равной мере.

– Но что плохого он сделал вам, мисс Теллрайт? В конце концов, он управляет предназначенным для вас наследством.

Люси вышла из образа Анны. Она снова взглянула вдаль через поля, к линии горизонта.

– На самом деле у меня с Анной не так уж много общего. За исключением того, что ей уже есть двадцать один год[43], а мне еще только исполнится шестого августа. Мой дедушка всегда говорил, что на двадцать первый день рождения я получу наследство. Теперь он начинает отступать от этих слов.

Их руки лежали на парапете – еще полдюйма, и они соприкоснулись бы.

– О, я не должна была бы рассказывать обо всем этом. Он всегда просит не посвящать других людей в наши дела.

Дилан не представлял, что сказать на это. Наследство и перспективы его получения были чрезвычайно далеки от его жизненного опыта. Он пытался напрячь мозги, но слова не шли на ум. Лишь скрываясь за фасадом роли, он мог излагать свои самые сокровенные мысли.

– Мне-то ты можешь сказать. В конце концов, я ведь по пьесе тот самый Вилли, который обожает тебя. И он под конец умирает, так что твоя тайна умрет вместе с ним.

Люси повернулась к нему и улыбнулась:

– Моя тетя Ада – мисс Фелл, которая живет этажом выше – была лучшей подругой моей бабушки. Она считает, здесь что-то нечисто. Тетя Ада уверена, что я должна получить наследство от моих родителей, когда стану совершеннолетней. Но я ничего не могу узнать от деда. Когда я спрашивала его напрямую, он всегда отказывался говорить. А я должна уехать отсюда. Я считаю… О, это звучит так ужасно, что я не решаюсь сказать.

– Но что?

– О, я не могу рассказать это никому. Ни Родни, ни Элисон, потому что она влюблена в Родни и непременно расскажет ему… Дело в отце Родни, мистере Милнере. Он преследует меня. Он всегда имел на меня виды, даже когда я была совсем маленькой. Теперь все только хуже. А мне он противен.

– Мистер Милнер?

– Он в детстве поднимал меня в воздух и крутил вокруг себя и…

Дилан накрыл ее руку своей ладонью. Люси не убрала ее.

– Я должна уехать отсюда.

– Каким образом ты это сделаешь?

– Еще не знаю. Но я должна это сделать. Дедушка такой скаредный, словно скупец в пьесе, трясется над самой маленькой суммой. Даже ничтожный счет рассматривает словно под лупой. А я трачу часы, занимаясь бесполезными вещами… помогаю в танцевальном зале, играю в вист с миссис Харт, разукрашиваю кружки для пожертвований во время церковной службы. Я сойду с ума, если не сбегу отсюда. Хочу быть независимой и сама зарабатывать себе на жизнь. Хочу выучиться и стать актрисой!

Глава 15

Итак, алиби Люси обеспечивала Элисон, а алиби Элисон – Люси. Теперь требование выкупа становилось все более и более похожим на нечто приготовленное по рецепту низкопробных детективов. Все, что им надо было для этого – лист бумаги, баночка клея, ножницы и глянцевые журналы. Возможно, Люси и Элисон сначала сделали полдюжины оклеенных разноцветными картинками баночек, а потом решили оживить свое существование легкой дозой криминала.

Медленным шагом я направилась обратно на Сент-Клемент-роуд, имея больше вопросов, чем ответов. Правильно ли я поступаю, ни о чем никому не рассказывая и позволяя миссис Харт хранить спокойствие, думая, что ее дочь провела эту ночь в доме Уолфендейлов?

То, что Люси и Элисон не расставались после спектакля, вселяло в меня уверенность в том, что затем они также были где-то вместе. Возможно, я недооценила их, и записка, доставленная капитану, являлась глупой шуткой завистливого «друга», не столь смелого, как две начинающие драматические актрисы. Неужели они побывали где-нибудь вместе, тайно проведя там восхитительную ночь?

Но, в конце концов, они были уже совершеннолетними. Если бы я в возрасте двадцати одного года жила бы вместе с капитаном Уолфендейлом или с миссис Харт, то мне тоже захотелось бы куда-нибудь исчезнуть.

Но куда же они исчезли?

В детстве мне приходилось бывать «свинкой в серединке»[44] – но теперь я даже не могла увидеть мяч, оценить его размер и заметить, кто его бросил.

Как бы я поступила на месте капитана Уолфендейла? Представить это оказалось не трудно. Если бы мне было семьдесят лет и я была бы отставным военным, я бы просто обратилась в полицию. Тогда бы всплыло имя миссис Харт. Констебль проделал бы путь по дорожке в саду между кустами алых и белых роз. Служанка миссис Харт проводила бы его в церковный зал, где на него уставились бы сотни изумленных глаз. Нескольким другим социально ответственным леди пришлось бы занять место миссис Харт и взять на себя заботу о паре дюжин разукрашенных ведерок для отходов, нескольких фунтах ирисок и зефира, небольшой горке выпечки и полутора милях вязаных накидок для столов. Репутация Элисон будет растоптана и заброшена под крытый гофрированной бумагой стол.

Нет уж, пусть такая идея приходит в чью-нибудь другую голову, но только не в мою.

Капитан Уолфендейл высматривал меня через окно. Не успела я сделать и шага по ступеням парадного входа, как он уже открыл входную дверь. Взгляд его не отрывался от моего лица. Я отрицательно покачала головой. Когда он отступил в сторону, пропуская меня внутрь, из его груди вырвался глубокий вздох.