Мед и яд любви - [15]

Во-вторых, у человека дело обстоит куда сложнее — таинственные чувства рождает не только его мозговой аппарат. Как уже говорилось, внемозговые нервные волокна усиливают и ослабляют наши ощущения, создают обманные, парадоксальные отклики. Видимо, в человеке, существе невероятно сложном, таинственные чувства источает и мозг, и сердце, и нервы, и, может быть, весь организм…

Главный закон всех эмоций.

Но главная основа двойной оптики — это, наверно, принцип доминанты (господства), важнейший принцип работы мозга. В чем он состоит? Царящий в мозгу очаг возбуждения как бы подчиняет себе другие очаги, присваивает себе сигналы, идущие к ним, льет чужую воду на свою мельницу. Мозг усиленно впитывает одни сигналы и как бы не видит другие, даже противоположные — перекрашивает их в чужой цвет.

Великий физиолог А. А. Ухтомский, создатель учения о доминанте, говорил, что доминанта — это «чувствительность и наблюдательность в одну сторону», «вылавливание из окружающего мира по преимуществу только того, что ее подтверждает». Пожалуй, все наши эмоции работают по такому принципу.

У каждой из них как бы две линзы — увеличивающая и уменьшающая. Положительные, принимающие эмоции видят достоинства вещей через увеличительное стекло, а недостатки — через уменьшительное. Отрицательные, отвергающие эмоции, наоборот, видят через увеличительное стекло недостатки вещей, а достоинства — через уменьшительное.

Положительной эмоцией правит двойная светлая оптика, отрицательной — двойная темная. Эмоция, видимо, всегда преувеличивает впечатления своего знака и преуменьшает — обратного. Но чем слабее эмоция, тем слабее и ее двойная оптика, чем сильнее — тем сильнее и эта оптика.

Принцип двойной оптики — это, возможно, основной закон работы всех наших эмоций, и он резко двояк. Он круто усиливает энергию человека, нужную, чтобы добыть то, что нравится, или спастись от того, что опасно. Поэтому односторонность эмоций — один из главных трамплинов для всех взлетов человека, всех его открытий и достижений.

Но та же односторонность — главная эмоциональная пружина всей слепоты человека, всех его провалов, самообманов — будничных и исторических, бытовых и «бытийных».

Природа человека двойственна, и в идеале каждый порыв эмоций стоило бы уравновешивать сознанием. У сознания куда более точная оптика — не двойная, а почти зеркальная, «один к одному». Союз этих двух оптик резко усиливает их сильные стороны и ослабляет слабые. И чем горячее эмоция, тем больше ей нужен союз с сознанием — потому что чем мощнее мотор, тем сильнее должен быть и тормоз…

«Ваши слова о двойной оптике очень растревожили меня. Искренне ли чувство к человеку, если в нем прежде всего ищешь недостатки, стараешься увидеть худшие черты его характера? В то время как должно быть наоборот…» (Завод им. Сухого, декабрь, 1980).

Двойная оптика чаще всего — спутник пылкой, весенней поры любви или бурного, горячего чувства. Когда пылкость чувств спадает, слабеет и двойная оптика, романтическую призму чувств начинает теснить реалистическая призма сознания. Радужная оптика не умирает, но умеряется, она уже не ведет мелодию чувств, а служит ей тихим аккомпанементом, полузаметным или почти незаметным…

Двойной оптики может не быть и у рационалов; ее может не быть и при слабом влечении. Она может не возникать и у человека с сильным чувством неполноценности; его подсознание подавляет эту оптику, не дает ей родиться: оно как бы хочет уравновесить этим свое чувство неполноценности, уравнять нравящегося человека с собой.

Двойной оптики может не быть и у тех, кто опасается за свое будущее с нравящимся человеком. Интуиция фокусирует его на минусах этого человека, как бы сигналит о возможном провале…

Двойная оптика — признак или нормального течения чувств, или их зеленого, юного бурления, голодной жажды любви. Отсутствие двойной оптики — сигнал об отходе от нормального течения чувств. Это как бы подсознательный загляд каких-то таинственных глубин человека вперед, в будущее, как бы предостережение о возможном крахе чувств — то ли из-за своих минусов, то ли из-за минусов близкого человека, то ли из-за несовместимости тех и других минусов.

Другое дело — приглушенность двойной оптики, ее звучание под сурдинку: она может быть и нормой, когда кончился дебют любви и начался (говоря тем же шахматным языком) ее миттельшпиль, «середина». Впрочем, если такая приглушенность нарастает, усиливается, это может быть и отзвуком угасающей любви, знаком ее конца, эндшпиля…

Везде тут, видимо, царит двоякость, нигде нет единого канона на все случаи жизни, а есть много вариантов, похожих, полупохожих или совсем не похожих друг на друга…

Между смертными и бессмертными.

О розовом зрении любви люди знали с незапамятных времен. Но о провидческих глазах любви, о ее ясновидении совсем не говорится ни в старых трактатах о любви, ни в новой литературе. Непонятно, почему, но за всю историю человечества этот лик любви не увидел, кажется, ни один поэт, ни один мыслитель. Может быть, дело в том, что жизнь была враждебна этому лику, не давала ему проявиться, и уделом любви была драма, трагедия, а не идиллия?