Мечты сбываются - [132]

— Говорят у нас еще и другое: выслушай совет женщины и поступи наоборот! — Чингиз осклабился и с напускным миролюбием сказал: — Впрочем, зачем нам, Халима, спорить? Не лучше ли, как я уже предлагал, поставить вопрос на голосование? Как решат товарищи, так и будет! — Не дожидаясь ответа, он спросил: — Кто за то, чтоб нам совсем не выступать?

Таких не оказалось.

— А кто за то, чтоб дать сборный концерт?

Поднялось несколько рук. Чингиз взглянул на Баджи и Халиму с торжествующей улыбкой и, обращаясь ко всем присутствующим, воскликнул:

— Разгримировывайтесь, товарищи, и готовьтесь к сборному концерту!

— А предложение играть «Могилу имама» почему ты не ставишь на голосование? — возмущенно крикнула Баджи.

Чингиз отмахнулся:

— И так ясно!

Многие были довольны, что спор наконец завершен и, по-видимому, найден выход. Легкий сборный концерт — это тоже неплохо: вряд ли здешний народ избалован концертами с участием столичных актеров-профессионалов. Что ж до «Могилы имама», ее можно будет показать в другой раз — времени впереди достаточно.

Актеры стали переодеваться, перегримировываться.

— И ты, Баджи? — с укором сказала Халима, видя, что Баджи последовала их примеру. — Признаться, не думала я, что ты окажешься заодно с Телли!

— Не торопись осуждать… — Баджи незаметно кивнула Халиме, чтоб та вышла вместе с ней во двор.

— Лучше было б совсем отказаться от выступления, чем в такое время валять дурака в легком сборном концерте! — угрюмо промолвила Халима, когда они вышли.

— А что делать, если так обернулось? Одной рукой в ладоши не захлопаешь.

— Значит, нужно было нам добиться, чтоб было много рук!

— Слушай, Халима… А что, если… Пусть народ соберется на концерт, а там… Эх, если б можно было дать знать сельчанам, в каком положении мы очутились! А что, если мне сбегать в селение?

— Твое отсутствие в бригаде сразу заметят. Лучше б это сделать мне.

— Тебе?.. А эти?.. — Баджи кивнула в сторону ворот, где все еще маячили темные подозрительные фигуры. — Они увяжутся за тобой, как только ты выйдешь за ворота. А от них, в самом деле, добра не жди!

— Я незаметно перелезу через забор, сторонкой.

Вечер был темный. Из темноты доносились глухие голоса. Где-то вдали то и дело раздавались выстрелы.

Как не хотелось Баджи отпускать от себя Халиму — в такую ночь, в незнакомое селение! Но… Слишком мало времени оставалось для размышлений и колебаний, и Баджи, обняв подругу, лишь коротко сказала:

— Смотри, Халима, будь осторожна!..

Минуты идут за минутами, а Халимы все нет. Может быть, не следовало ее отпускать?

Но вот один за другим подле ворот появляются крестьяне. Люди, охранявшие ворота, теперь беспрепятственно их пропускают: уже известно, что актеры отказались изображать на сцене муллу Меджида; что же касается музыки, пения, танцев — пусть шуты базарные играют, поют, пляшут, хоть до утра!

А вот и Халима!

— В саду полно верных людей — они нас поддержат! — шепчет она Баджи…

Легкий сборный концерт!

Телли поет песенку о любви соловья к розе. Чингиз с кинжалом в зубах лихо танцует лезгинку. Сейфулла исполняет комические куплеты.

Немножко музыки, немножко танцев, несколько песенок, куплетов. Всего понемножку! Неискушенные в зрелищах крестьяне полны интереса к происходящему на сцене. И даже те, кто сторожил у ворот, шаг за шагом продвигаются в сад, к сцене.

Небольшой перерыв. Из сада доносятся аплодисменты, одобрительные возгласы, они становятся все громче, восторженней. Баджи обменивается с Халимой понимающим взглядом: пожалуй, настала решающая минута.

Будь что будет!

— Товарищи! — восклицает Баджи, собирая вокруг себя актеров. — Сельчане так хорошо нас принимают! Неужели мы останемся перед ними в долгу — не выполним того, ради чего приехали сюда? Неужели мы обманем доверие, оказанное нам театром, партией, бакинцами?

Актеры радостно возбуждены — они чувствуют, что концерт понравился зрителям. Может быть, в самом деле настала минута, чтоб выступить с «Могилой имама» — выполнить порученное ответственное дело? Успех вселяет в актеров уверенность, смелость. Они готовы действовать.

Но тут раздается голос Чингиза:

— А кто будет отвечать, если случится беда?

Все взоры обращаются к Сейфулле — за ним, за бригадиром, решающее слово.

«Кто будет отвечать?»

Видать, недаром провел Сейфулла не один десяток лет на сцене! Ему ли не почувствовать, когда зритель в руках актеров? С достоинством подняв голову, Сейфулла решительно говорит:

— Я, бригадир, отвечу! — Затем он приказывает актерам: — Немедленно готовьтесь к «Могиле имама»!

Все приходит в движение.

Идя к столику, где баночки с гримом, пудреницы, гребни, растушевки, Баджи сталкивается с Сейфуллой. Опустив глаза, тихо — чтоб никто, кроме Сейфуллы, не слышал, — она шепчет:

— Я не должна была так говорить с вами, товарищ Сейфулла… Я виновата… Простите меня…

И вот события недавних дней развертываются на сцене — террасе бывшего бекского дома, превращенного в сельский клуб.

Зрители не в силах отвести глаз от сцены: они видят, слышат то, о чем лишь смутно догадывались, но что теперь раскрылось перед ними во всей неприглядной наготе.

Вот, оказывается, что творилось вокруг могилы святого имама Али! Вот что представлял собой этот святоша мулла Меджид и его дружки!