Мечты сбываются - [119]

Шрифт
Интервал

— Не взяли?

— Сама отказалась.

— А что так?

— Просто… не захотела!

«Не захотела ехать в Москву? Отказалась? Не похоже это на тебя!»

Но допытываться Фатьма не стала: своих забот хватает.

— А дочка твоя как? — спросила она.

— Растет, спасибо.

— А муж?

— Здоров.

— Не обижает тебя?

— Не из тех я, кого обижают!

Вопрос следовал за вопросом. И Баджи вдруг заметила: обычно она расспрашивала Фатьму, а та отвечала; сегодня же они словно поменялись местами.

Баджи оглядела комнату. Три кроватки, аккуратно застеленные, стоят вдоль стены; подле каждой — коврик. На столе — чистая белая скатерть, глиняный кувшин, стакан. В комнате чисто. Только очень уж голо, неуютно.

— Скажи, Фатьма, на жизнь-то вам теперь хватает? — спросила Баджи, стараясь овладеть привычным покровительственным тоном.

— От алиментов такого папаши, как Хабибулла, — шайтан его возьми! — не очень-то разживешься: все норовит схитрить в свою пользу. А ведь нас четверо. Спасибо моему отцу, время от времени что-нибудь да подкинет. Так и живем — от одной получки до другой.

— А дальше как думаешь жить?

— Рассчитываю на Балу: хотя и сводный, а все же брат. Неужели даст сестре и ее детишкам голодать?

— Ах, Фатьма… Не хочу ничего дурного сказать про твоего брата — Бала славный малый, мы с ним друзья. Но… ты, Фатьма, не обижайся, если скажу тебе по пословице: лучше умереть с тоски по мясу, чем выслушивать попреки мясника, у которого берешь в долг!

— А как же не брать, если я должна накормить, одеть, обуть моих троих!

— Надо тебе, Фатьма, самой начать зарабатывать — поступить на работу.

— Поступить на работу!.. — Фатьма с горечью усмехнулась. — А что я умею делать? Чему я обучена? Детей рожать, да ругань и попреки мужа покорно выслушивать. «Культурный, образованный!»… Да ведь он даже читать как следует меня не научил. А писать — Лейла, и та лучше меня пишет.

— Все мы были неграмотны и не умели работать так, как жизнь теперь требует, да научились. Ты вспомни Ругя — теперь она заведующая магазином, член правления ковровой артели!

— Ругя, где нужно, умеет глазками повертеть.

— Не глазками она свое место в жизни заработала, поверь, а головой и трудовыми руками.

— Пусть так. Но когда Ругя от нас ушла, у нее был один Бала, уже большой мальчик, а у меня, сама знаешь, трое.

— Твои трое тебе не помешают: Лейла уже ходит в школу. Гюльсум пойдет с осени, а Аббасик тоже не грудное дитя. За твоими тремя может присмотреть Ана-ханум — дел у нее теперь не ахти как много.

И Баджи принялась строить планы о будущем Фатьмы. И, как всегда, когда дело касалось того, чтоб кому-нибудь помочь, Баджи оживилась. Всегда можно найти выход из затруднений, стоит только поразмыслить хорошенько, как поступить, посоветоваться с друзьями, обратиться куда следует. Образуется, в конце концов, и с Фатьмой! Возможно, придется обратиться в женотдел, в горком или даже в ЦК партии Азербайджана.

О, если б могла Баджи в эти минуты искренних и вдохновенных разговоров о чужой судьбе задуматься и о своей! Но, видно, так уж устроен человек, что учить других ему легче, чем самому разумно и правильно поступать.

— Не станет мать с моими детьми возиться, — возразила Фатьма. — Она сказала, что если я опять не сойдусь с Хабибуллой, она меня проклянет и от детей моих откажется. Где постелила, говорит, там и спи!

— Мало что говорит!

— Нет, не мало что: мать-то ведь моя упрямая, как ослица, не в обиду ей будь сказано.

— Смирится в конце концов!

— А до этого «конца концов» как быть?

— Тоже невелика задача: определим Аббасика в детский сад, к моей свекрови.

— Я сынка в детский сад не отдам: еще заразят его там чем-нибудь и погубят.

— Глупостей не говори!

— А ты почему свою девчонку в сад не отдаешь?

— Так ведь моя же совсем крошка!

— Ну, отдала бы ее в ясли.

— Нинель — слабый ребенок.

— Не слабей других! А что болеет летом животиком — так это здесь со всеми детьми бывает. Так и с моими тремя было. Ты давай ей понемногу рисового отвара да гранатового сока — все как рукой снимет.

Нет, никак не хотела Баджи согласиться, что ее Нинель такая же, как все. И Фатьма поняла: просто мать в своей дочке души не чает и тревожится за нее. Так было и с ней, когда она родила первую, Лейлу. Чего ж в таком случае спорить? Молодую мамашу не переубедить!

— А если б твоя Нинель была такая, как мой Аббасик, отдала бы ты ее в детский сад? — спросила Фатьма. — Только говори начистоту.

Баджи смутилась, ответила не сразу:

— Конечно, в детских садах и яслях хорошо, но с материнским глазом их не сравнить.

— То-то и есть!

— А почему бы тебе не поговорить с отцом, чтоб заставил Ана-ханум присматривать за детьми?

— Мать грозится: попробуй, говорит, на меня пожаловаться отцу, найдется и у меня порассказать ему про тебя такое, что от него больше ни гроша не получишь.

— А что ж дурного может она про тебя рассказать?

— Уж она-то, моя мамаша, найдет, если захочет!

Баджи вспыхнула:

— Не любит она тебя, твоя мать, не жалеет, вот и мешает тебе взять счастье в руки!

Фатьма печально покачала головой:

— Нет, Баджи, нет! Мать меня любит и жалеет и не одну ночь из-за меня глаз не сомкнула и не одну слезу из-за меня пролила, а потому и бранит меня и ссорится со мной. Мать меня любит и жалеет, как всякая мать, да только по-своему… — Фатьма вздохнула. — Правда, от такой любви и жалости мало толку.


Рекомендуем почитать
Говорите любимым о любви

Библиотечка «Красной звезды» № 237.


Мой учитель

Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».


Буревестники

Роман «Буревестники» - одна из попыток художественного освоения историко-революционной тематики. Это произведение о восстании матросов и солдат во Владивостоке в 1907 г. В романе действуют не только вымышленные персонажи, но и реальные исторические лица: вожак большевиков Ефим Ковальчук, революционерка Людмила Волкенштейн. В героях писателя интересует, прежде всего, их классовая политическая позиция, их отношение к происходящему. Автор воссоздает быт Владивостока начала века, нравы его жителей - студентов, рабочих, матросов, торговцев и жандармов.


Раскаяние

С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?


Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».