Мечты на мертвом языке - [10]

— Ну да, — сказал Эдди.

— Ты погоди, погоди, послушай. Отец все твердил: «Б-же ты мой! Неужели я забыл, где выхлопную трубу открыть? Б-же ты мой, что ж я наделал? Или дымоход повредил? Скажите мне, хоть намекните».

— Твой отец — славный старикан, — холодно сказал Эдди.

— Да я знаю, — сказал Карл.

— Золотая голова! — Это появился Арнольд.

— Вы посмотрите на моего отца. — Эдди, хоть и возбудился, был мрачен. — Только посмотрите: сидит в своем магазине, бреется разве что пару раз в неделю. Бывает, часа по два не шелохнется. С носа у него капает, так птицы понимают, что он живой. Этот ублюдок, он ведь был настоящим докой во всемирной истории, а теперь возится с этим поганым зоопарком и обезьяной, которая даже ссать прямо не умеет.

Ему до дрожи стало обидно за свой потрепанный вид, за штаны из сэконд-хэнда. Так что он, расхохотавшись, сообщил им факты:

— Мой старик, знаете ли, был до свадьбы задвинут на сексе, а к женщинам имел огромное уважение (женщин он, поверьте мне, и впрямь уважает), и знаете, что он сделал? Пробрался в зоопарк в Бронксе и завалил там шимпанзе. Удивлены, а? Так вот, детеныша отправили во Францию. Если бы отец все рассказал, мы бы были богачами. Места себе не нахожу, как об этом вспомню. Он стал бы самым известным в мире зоофилом. Был бы нарасхват в свинарниках и на конных заводах. Ему бы слали телеграммы из Иркутска — приглашали бы участвовать во всяких экспериментах по межвидовому оплодотворению. Что бы он сделал с озимой пшеницей! Этот козел всем говорит, что ездил в Париж узнать, живы ли его родственники. А на самом деле он ездил за моим братом Ициком, чтобы привезти его домой. Напакостить маме и мне.

— Ух ты… — сказал Карл.

— Так вот в чем дело, — сказал Шмуэль-репортер, решив подыграть Эдди. — Вот почему ты такой умный. Рос, постоянно соревнуясь со странным братишкой… Ага…

— Эдди, умоляю, — воскликнул Арнольд, пристраивая на коленях блокнот. — Умоляю, Эдди, вскинь опять руки — как вот сейчас вскинул, когда разозлился. Есть у меня одна задумка…

— Сволочи, — сказал Эдди и плюнул на безупречно чистый пол лаборатории. — Шайка сволочей.

Тем не менее идеи девятнадцатого века относительно имманентности прогресса совершенно верны. Поскольку тоска его пошла на убыль и начало августа было временем напряженной работы и безудержного веселья. Тайна сильного, но не токсичного газа так и осталась тайной. Мальчики ее не выдавали. Те, кто не был вхож в клуб, ломали голову. Но они-то знали. И попивали колу с видом бойцов, захвативших все пинбольные автоматы противника, не получив при этом ни единой отметины.

Субботние вечера в лаборатории проходили успешно, под звуки, извлекаемые со скоростью 45 оборотов в минуту, в окружении изумительных женщин. Все приключения фиксировались Шмуэлем. Он все записал, например, как однажды вечером мистер Клоп зашел в подвал проверить пробки и застал там Риту Нисков, позировавшую Арнольду. К груди она прижимала реторту — целеустремленный Арнольд искал композиций посложнее.

— Ничего, ничего, сынок, продолжай, — пробормотал мистер Клоп, явно истолковавший все неправильно.

А еще однажды Бланши Шпиц сняла с себя все, кроме трусов и лифчика и под воздействием чайной ложки рома, добавленной в полтора литра кока-колы, решила заняться гимнастикой под сюиту из «Щелкунчика».

— Ах, Бланши, — сказал Карл, которого аж подташнивало от любви, — станцуй-ка танец живота, детка.

— Танец живота я, Карл, не умею, — ответила она и на счете «восемь» сделала глубокое приседание.

Арнольд заарканил ее юбкой Риты, оказавшейся у него в руке. Он уволок Бланши в угол, где наподдал ей, одел и спросил, сколько она берет и дает ли за ту же цену родственникам, но она и ответить не успела, как он снова ей наподдал и повел, забросив юбку Риты через плечо, домой. От таких сцен любые соседи взбеленятся, сколько добрых дел ни делай. Юбка Риты два дня провисела, зацепившись петлей за ограду у входа в подвал, но так и осталась невостребованной. Девушки, ехидно отметил в своей книжице Шмуэль, хоть и живут в стеклянных пещерах, но как в каменном веке.

Подробности этого громкого инцидента Эдди узнал в основном от Шмуэля. Дело в том, что Эдди редко участвовал в празднествах, поскольку в субботу его отец по вечерам ходил в кино. Мистер Тейтельбаум закрывал бы на это время магазин, но кассир в кино отказывался продавать Ицику билет.

— Нет, вы мне покажите, — говорил мистер Тейтельбаум, — где написано, что с обезьянами нельзя.

— Прошу вас, — отвечал кассир, — не задерживайте очередь.

Ицика никогда не оставляли одного, потому что он хоть и был для обезьяны — ума палата, в мире людей ничего не соображал.

— Вы себе не представляете, — говорил мистер Тейтельбаум, — что такое держать дома обезьяну. Это все равно что растить дебила. Ты к нему и привязан, и связан по рукам и ногам.

— А все-таки все у нас налаживается, — заявил Карл.

Через неделю после досадного инцидента с девчонками (из-за которого все семейство Нисков в конце концов переехало на шесть кварталов дальше от центра — туда, где их никто не знал) Эдди провел внеочередное собрание. Через три недели начинались занятия в школе, и он твердо намеревался завершить серию экспериментов, которые должны были доказать, что его Глушитель войны достоин выйти на мировой рынок.