Мечты и свершения - [31]

Итальянцев использовали главным образом в качестве землекопов, чернорабочих. Много было и испанцев. Те и другие из-за сильной безработицы в своих странах были вынуждены искать работу на чужбине. В итальянцах поражала их слабая политическая сознательность. В Италии тогда у власти уже были фашисты, но итальянцы, работавшие на стройке, не понимали сущности фашизма. И даже обижались, когда мы нелестно отзывались об их «дуче». Об Эстонии они вообще ничего не знали. Слышали только, что это бывшая российская губерния. Но о том, что в России победили рабочие и крестьяне, они знали. Об Эстонии они нас не расспрашивали, в Вяггитале вообще не было принято спрашивать. Кто ты, откуда — по молчаливому уговору это считалось темой, которой касаться не следует. Более близкому знакомству мешал и языковый барьер.

Испанцы бросались в глаза своеобразием своей одежды. К обычному мужскому костюму у них добавлялся красный пояс, возможно, из бумажной материи, шириной примерно в полметра и длиной метров в десять. В этот пояс испанец закручивался с удивительной легкостью и даже грацией, иногда за поясом хранился нож. Испанцы были гораздо тише итальянцев, менее общительны. Разговаривать с ними было труднее, так как испанский язык мы совсем не понимали. Мы не понимали и итальянский, но итальянцы все же немного лопотали по-немецки или по-французски, и с ними как-то можно было объясниться.

В стране хваленой демократии

«Зачем вы приехали в Швейцарию?» — Ни франка за дни болезни. — Встреча с А. Кесккюла в Цюрихе. — «Гражданин всего мира». — Путешествие в горы. — Знакомство с Эдуардом Хельсингом. — Нас выдворяют из Швейцарии. — Снова на Красной улице.

Прошло немного времени, и мы с Антоном пришли к выводу, что для землекопа хваленая Швейцария ничем не отличается от Харьюмааского или какого-либо другого уезда Эстонии.

Вскоре нам пришлось столкнуться и с пресловутой швейцарской демократией. Я уже говорил, что в течение последней зимы мы с Антоном мало занимались физическим трудом. Наш организм в известной степени ослаб и для такой тяжелой работы изо дня в день был недостаточно подготовлен. Особенно если учесть продолжительность рабочего дня и довольно суровые условия труда. Одним словом, через некоторое время у нас распухли суставы рук. На строительстве был свой фельдшерский пункт, и там нам выписали освобождение от работы. Ни франка за дни болезни не платили. На наш вопрос, на что же мы будем жить в эти дни, фельдшер пожал плечами и посоветовал обратиться в контору. Там чиновник учинил нам форменный допрос: с какой целью студенты приезжают в Швейцарию и берутся за грязную физическую работу? Что за республика эта самая Эстония, какие у нее отношения с Советской Россией, не даны ли нам кем-нибудь специальные задания? Мы ответили, что приехали в Швейцарию заработать денег и с этой целью поступили на работу. Что собою представляет Эстонская республика и в каких отношениях она с Советской Россией, не наше дело объяснять, за этим следует обратиться в соответствующее учреждение. От себя мы добавили, что удивлены отсутствием в их стране профсоюза, через который можно было бы наладить выплату пособий по социальному страхованию.

Служащий помолчал немного и вышел, как видно, посоветоваться с начальством. Вернувшись, он сказал, что по закону фирма не обязана выплачивать иностранцам пособие по болезни. Но, учитывая наше безвыходное положение и то, что мы направлены на строительство службой труда, они в принципе согласны выплатить нам пособие, но только с ведома службы труда. Поэтому мы вынуждены были поехать в Цюрих, к работнику, давшему нам направление.

Через некоторое время нам назначили пособие по болезни. Кажется, оно составляло 50 процентов нашего дневного заработка.

В Цюрихе мы попытались по письму Густава Суйтса найти Александра Кесккюла. Адреса его Суйте в точности не знал, посоветовав обратиться в адресный стол. Мы так и сделали и, получив адрес, отправились к «земляку». Несколько слов об Александре Кесккюла. Он был родом из Тарту, из довольно состоятельной семьи, но принимал активное участие в революции 1905 года, примыкая к левому крылу социал-демократической партии. После поражения революции уехал за границу.

Нам повезло: Кесккюла мы застали дома. Жил он в хорошей квартире, обставленной стильной и, как нам показалось, дорогой мебелью. Хозяин был одет «с иголочки», имел весьма холеный вид. Он тут же прочитал письмо Густава Суйтса и, к нашему удивлению, произнес одно-единственное слово: «Подонок!», относящееся, несомненно, к автору письма. Заметив наше недоумение, Кесккюла спросил, в каких мы отношениях с Густавом Суйтсом и вообще кто мы такие и что нам надо в Швейцарии. По-эстонски он изъяснялся совершенно чисто, без акцента и, как нам показалось, располагал достаточно богатым запасом слов. Мы с Вааранди рассказали, кто мы, каковы наши политические взгляды и зачем приехали в Швейцарию. Кесккюла слушал нас с явным любопытством и, прервав, заметил, что для органов безопасности швейцарского государства, несомненно, большая неожиданность, что иностранные студенты приезжают в их страну в качестве строительных рабочих. Неожиданность с вопросительным знаком. Они, продолжал хозяин, несомненно, считают нас агитаторами, подосланными Советской Россией или еще кем-нибудь в том же роде. Особенно этот костюм — Кесккюла указал на мою одежду — здесь явно должен казаться необычным и вызывать удивление. На мне была блуза из черного сатина, какие когда-то носили в России левые студенты — социал-демократы. Я, конечно, носил ее не из политических соображений, а потому, что она стоила дешево, была мне по карману.