Мечтательница из Остенде - [46]

В субботу и воскресенье, хотя это были ее выходные, она пришла в больницу. Выбрала наряд покрасивее, уверенная, что Карл это оценит, даже надела купленное на днях кружевное белье. Однако в вестибюле она заметила подруг Карла, развернулась, сменила в раздевалке блузку из индийского шелка и юбку джерси на брюки и халат и уже в роли медсестры поднялась на свой этаж.

Удивленным коллегам она объяснила, что взяла дополнительные часы для подработки — в глазном отделении, которое располагалось в соседнем корпусе, — а потом, улучив момент, когда они не видели, проскочила в палату 221. Оттуда только что вышла последняя подруга, и Карл мог поговорить со Стефани.

— Вы заметили? Каждую неделю посетительниц становится все меньше. Я им был нужен только здоровый, сильный, веселый, когда со мной было не стыдно показаться.

— Вы на них сердитесь?

— Нет. Наверно, этим они мне и нравились — своим ненасытным желанием соблазнять, побеждать, да просто жадностью к жизни.

— И сколько их теперь приходит?

— Две. На следующей неделе останется одна. Они умудрились договориться, хотя на дух друг дружку не переносили: организовались навещать меня по очереди, чтобы ходить сюда пореже. Забавно, да? В глубине души им не терпится меня оплакать. Они будут потрясно выглядеть на моих похоронах. И искренне страдать. Правда, правда.

— Не говорите так, вы поправитесь! Мы будем вместе стараться вас вытащить.

— Мои подруги в это не верят.

— Даже ругать их и то неохота. Наверно, невелика заслуга в вас влюбиться, вы такой красивый.

— Мужская красота — вещь бесполезная. Привлекательность мужчины не в том, чтобы самому быть красивым, а в том, чтобы убедить женщину, что она красива с ним рядом.

— Это вы только так говорите.

— Никчемная штука, поверьте. Безупречная внешность только мешает, иногда вообще все портит.

— Да уж ладно!

— Ну вот смотрите: вы меня считаете эдаким красавцем, и что дальше, что это у вас вызывает, доверие или страх?

— Желание!

— Спасибо. Теперь давайте по-честному: доверяете или нет?

— Не очень.

— Вот видите! Опасение номер один: считается, что красивый мужчина не может быть искренним. Номер два: красивый мужчина вызывает ревность. Вокруг меня всегда были только ревнивые женщины.

— И что, зря ревновали?

— На первых порах — точно зря. Потом — не зря. Они начинали меня подозревать раньше, чем я давал повод, и я чувствовал себя обязанным оправдать их ожидания.

Тут оба рассмеялись, будто старые приятели.

— Я объясню вам, Стефани, почему никогда не стоит ревновать. Если у вас с человеком близкие отношения, они не могут повториться с кем-то еще. Вот скажите, как вам кажется, мог бы я вести этот разговор с другой женщиной?

— Нет.

— Тогда согласитесь, Стефани, что в отношениях со мной у вас нет соперниц.

Она улыбнулась, наклонилась к его губам и прошептала:

— Есть.

Он вздрогнул:

— Кто?

— Смерть. Она может однажды отобрать у меня то неповторимое, что происходит между нами.

— То есть вы злитесь на смерть?

— Так вот же я и стала медсестрой. Почему, вы думаете, я так стараюсь за вами ухаживать? Я помогу вам поправиться.

И они замерли на некоторое время, молча, рядышком, охваченные одним и тем же чувством. Потом Стефани быстро поцеловала его и вышла.

В понедельник утром в раздевалке ее ждал уже не букет, а сам Рафаэль.

С отчаянностью, какая бывает у стеснительных людей, он неловким движением сунул ей в руки охапку роз:

— Здравствуйте, меня зовут Рафаэль.

— Я знаю.

— Это я… для вас… уже давно… и теперь… Вы, наверное, догадались.

— Да, я догадалась.

Они сели на кушетку, рядом с больничной раковиной.

Санитар пробормотал, словно в бреду:

— Ты такая красивая.

При этих словах Стефани осознала, что это уже не в мире слепых, это сказал зрячий юноша, который смотрел на нее во все глаза.

— Рафаэль, я не свободна.

Лицо парня исказилось от боли.

— Не может быть, — пробормотал он.

— Да, я не свободна.

— Выходишь замуж?

Ошарашенная таким конкретным вопросом, Стефани еле слышно ответила:

— Может быть. Не знаю. Я… я его люблю. Это как болезнь.

Стефани чуть не призналась, что речь идет об их пациенте, но в последний момент из осторожности перевела разговор на себя, чтобы санитар ни о чем не догадался. Она повторила:

— Ну да, я им как будто заболела. И не знаю, когда вылечусь и вылечусь ли вообще.

Он задумался, заглянул ей в глаза:

— Стефани, конечно, я понимаю, я не единственный, кто за тобой ухаживает, само собой, у меня полно соперников, вообще полно мужчин, которые хотят разделить с тобой жизнь. Но все-таки этими цветами я хотел спросить тебя, есть ли у меня шанс, ну хоть самый маленький?

Тут Стефани вспомнила о невеселых прогнозах врачей, о той тревоге, которая охватывала ее каждое утро, когда она входила в палату к еле живому Карлу… В горле запершило, и она разрыдалась.

Озадаченный Рафаэль ерзал на кушетке, бормотал: «Стефани, Стефани…» — не зная, что предпринять, чтобы остановить этот поток слез. Он неуклюже обхватил ее рукой за плечи, надеясь, что она захочет прислониться к нему. И пока она рыдала, он улыбался: он впервые почувствовал ее запах и словно захмелел. Тем временем Стефани, уткнувшись в его грудь, обнаружила, что у парня невероятно нежная кожа, к тому же от других санитаров несло куревом, а от Рафаэля исходил пьянящий ореховый аромат. Смутившись, она отстранилась. Чтобы привести мысли в порядок, она подумала об операциях, которые планирует профессор Бельфор, представила себе, как она будет помогать Карлу встать, сделать первые шаги… Она встряхнула головой и взглянула своему поклоннику в глаза: