Мечта хранимая - [14]

Римский Дворец заметно отличался от моего внутренним обустройством. Возникало ощущение, что император, перед тем как создавать свою резиденцию, тщательно вырисовывал все помещения на чертежах — не то, что моё жилище мечты абстракциониста по плану «где удобнее пройти — там и будет коридор».

Похоже, здесь больше всего ценили внушительность, устойчивость и незыблемость. Лишь башня, на которую мы сейчас поднимались, единственная из всех частей Дворца выбивалась из этой концепции — тонкое длинное копье, устремлённое в небо и ничем не ограниченное со сторон. Впрочем, это выглядело не как что-то несуразное, а как естественный противовес всей остальной многоярусной громаде; лично у меня возникла ассоциация с молотом и его ручкой. Похоже, император любил баланс…

Наблюдая за Альденом, который поднимался по винтовой лестнице без каких-либо видимых усилий, но, тем не менее, ни на метр не отдалялся от меня, еле волочащего ноги и задыхающегося, я подумал, что благодарен ему, даже если это трюк, призванный усмирить мою бдительность. Это, правда, не мешало одновременно испытывать зависть, особенно в момент понимания, что он даже не сбил дыхания за время подъёма.

Лестница выходила прямо на площадку, без всяких люков и прочих деталей. Наверху стояло несколько кресел: два — впереди, по направлению к городу, и ещё несколько — в стороне, за выходом с лестницы, то ли запасные, то ли для специальных собраний. Между двумя передними находился столик с напитками и посудой. Достаточно приятная обстановка, подходящая для задушевных и не очень разговоров, но я с непривычки вздрогнул: ограды здесь не было. Сама по себе высота-то ладно, но зачем же в крайность…

Альден сел в одно из передних кресел, кивком пригласил меня сесть в соседнее и наполнил свой кубок из одной из бутылок. Тут же выпил. Посидел немного, потом вздохнул:

— Спрашивай.

Этого-то я и ждал.

— Что за войну я застал?

Взгляд императора чуть расфокусировался, затем снова собрался, уже точнее.

— В мир пришёл инфернал. Мы должны были напасть первыми, пока это не сделал он.

— Кто такие инферналы?

На этот раз молчание длилось дольше.

— Мечтатели это не высшая раса, во многом — почти во всём — они ничем не отличаются от обычных людей. И не все из них бывают добрыми и благородными…

— И вы устраиваете отбор самых лучших?

— Это не отбор, Марк! Это защита! — в голосе Альдена зазвенела боль. Он снова вздохнул, пытаясь успокоиться. — Мы попадаем сюда силой своих мыслей. Мечтаем об идеальном мире, в котором с нами всё будет хорошо, где на нас не будут давить государства, управляемые материалистами. Где будут только такие же, как мы! — последняя фраза прозвучала неожиданно жалобно, и император осёкся. Затем продолжил: — Там, на Земле, нас часто презирают только за то, что мы не такие, как все. Многие не выдерживают. Все эти подростки, в том числе из вроде бы благополучных семей, которые ни с того, ни с сего прыгают с крыш, хватаются за лезвия, едят снотворное, даже достаточно взрослые люди, которые со стеклянными глазами приходят домой и решают, что больше не хотят жить. Половина из них — мечтатели! Их много, но тех, кто против них, ещё больше. Их уничтожает сама система. Есть и другие, которые выбираются — силой веры, силой уверенности, силой удара ногой в ответ на удар кулаком, много как, — и они живут. Часто даже до старости, живут, сохраняя в себе кусочек наивности и мечтательности, оберегая его от зверей вокруг. Некоторые сохраняют настолько большой этот кусочек, что попадают сюда… Они — могут, потому что верят: выход — есть. А есть и третьи, которые застряли где-то посередине. Которых сломали, но не добили. Искорёженные, больные души. Детдома, неполные семьи, даже обычные школы — всё может работать на это. Такой мечтатель не умирает — но меняет полярность. Например, кто-нибудь хотел стать врачом. Ему было дано всё, чтобы стать когда-нибудь гением медицины. Но он сломался. И добрый паренёк, который представлял себя за операционным столом, спасающим жизни людей, исчез, а вместо него появился другой, который начал использовать свои возможности для других целей. Кто как не хирург лучше всего знает, как правильнее ударить человека, чтобы отказал какой-нибудь орган?.. Всё, что было дано добром, начинает работать во зло. И, представь себе, эти люди остаются мечтателями, по сути своей! Да, они перестали верить во всё, кроме себя, мечтать о хорошем, но они всё равно мечтают, пусть даже их мечты — кошмары для других людей! И, к сожалению, эти мечтатели тоже иногда набирают такую силу мысли, что попадают сюда. Это и есть инферналы, Марк, от слова «инферно» — боль, страдание и разрушение.

Я молчал. Я начал, наконец, представлять всю картину в целом, а не видеть её детали по отдельности, и мне становилось страшно. А Альден всё продолжал:

— И как ты думаешь, что делают инферналы, попадая в новую реальность, где им нет угрозы? Говорят «слава богу, этот ад закончился, теперь можно снова жить по-человечески»? Как бы не так! У нас здесь, понимаешь ли, отсталый мир, в котором не умеют наслаждаться абсолютной властью, к примеру, или красотой смерти. Радуга, цветочки, мир, труд, май и никаких тебе баталий, борьбы за господство, а также множества более мелких развлечений, доступных человеку, имеющему нашу силу. И инферналы не сидят и не мирятся с таким положением вещей. Это ты, Марк, наивно думал, что должен построить свой идеал в пределах государства. Не знаю, говорит ли с инферналами Хранитель, разъясняет основы, но этим сволочам никогда такой мелкой задачи не хватает, им нужен под ногами сразу весь мир.