Мечников - [109]

Привыкший анализировать свое душевное состояние, Илья Ильич неоднократно объяснял супруге (а она добросовестно внесла в свою книгу), что, «став менее требовательным, он ценил жизнь такой, какой она представлялась, ощущал непосредственную жизнерадостность. Инстинктивное „чувство жизни“ расцвело в нем. Он теперь смотрел на человеческую природу и на жизнь с другой точки зрения, чем в молодости, потому что эволюция привела его к большему психическому равновесию: он приспособился».

В 1898 году Мечниковы приобрели небольшую дачу с фруктовым садом в Севре — уютном поселке недалеко от Парижа. Поначалу они проводили там лишь летние месяцы, но с 1903 года перебрались туда окончательно. Ежедневные маршруты Ильи Ильича удлинились. Каждое утро он на поезде приезжал на вокзал Монпарнас и оттуда направлялся в институт, а вечерами — обратно на вокзал и в Севр. Впрочем, от института до вокзала было рукой подать: всего-то три квартала. Он возвращался из Парижа, увешанный пакетами со всевозможной снедью, которой любил баловать «девочку» (как нежно называл жену), и торчавшими из карманов газетами и брошюрами — он их читал дорогой. Сходя с поезда, неизменно веселый и бодрый, Илья Ильич отыскивал глазами встречавшую его Ольгу Николаевну:

— Какой воздух! Какая зелень! Какое спокойствие! — обычно говорил он. И тут же подводил под свои впечатления «теоретическую» базу: — Видишь, если бы не проведенный день в Париже, я бы уже менее чувствовал прелести Севра, покой в нем.

«Он возвращался к семи часам и больше не работал, — вспоминала Ольга Николаевна, — вечера были его полным ежедневным отдыхом: он всецело предавался ему, чувствовал себя нараспашку, шутил, рассказывал все события дня, говорил о своих исследованиях, о плане опытов следующего дня; часть вечера он читал вслух, а затем слушал музыку не только из любви к ней, но и для того, чтобы „перейти на другие рельсы“».

2

Он приспособился.

Он был полон тихой жизнерадостности, хотя оснований для пессимизма у него теперь было ничуть не меньше, чем в годы многострадальной молодости.

Потому что, познав наконец в полной мере счастье простого человеческого существования, он не мог не ужаснуться при мысли, что безжалостное время берет свое и от тех шести-семи десятков лет, которые еще, кажется, так недавно почти все лежали перед ним впереди, остался сущий пустяк… Ведь борода его уже была живописно разукрашена серебряными нитями, а от уголков глаз пролегли глубокие бороздки; вновь появились сердечные перебои; стали беспокоить почки. И хотя врачи не находили ничего угрожающего, он не мог не понимать — надвигается старость.

Но происшедшая с ним перемена была глубже, чем кажется с первого взгляда, ибо «несправедливости общего характера и личные неприятности не вызывали более в нем отвращения к жизни и желания покончить с нею, а лишь стремление преодолеть их», — писала О. Н. Мечникова.

Не возьмемся судить, чем считал он надвигающуюся старость — несправедливостью ли общего характера, или только личной неприятностью, но он преисполнился стремлением ее преодолеть.

…Илья Ильич вырвал из своей живописной бороды несколько седеющих волосков и положил их под окуляр микроскопа…

3

Как вы думаете, что он увидел?

Ну, конечно же, их — фагоцитов!

Оказалось, что зернышки красящего пигмента захвачены клетками!..

Как описать восторг, в который пришел, увы, уже седеющий Илья Ильич…

Впрочем, если быть совсем точным, то он начал не со своей бороды, а с волосков шерсти стареющей собаки.

И прежде чем поместить их под микроскоп, обработал специальным раствором.

И самое главное — увидев своих старых знакомцев, Мечников, конечно, обрадовался, но нисколько не удивился.

Потому что он так и предвидел.

Пройдя с ним уже добрые три четверти его жизненного пути, мы могли убедиться, что он очень часто предвидел то, что видел потом под микроскопом. Так уж был устроен его мысливший аналогиями ум. Ставя опыт, он заранее знал, что должен получить. И ошибался редко.

Фагоцитоз Мечников рассматривал не только как средство борьбы с инородными включениями. Уже из первых своих наблюдений над блуждающими клетками он сделал вывод, что фагоциты захватывают и растворяют омертвевшие или ослабевшие клетки самого организма. Так бывает, например, когда хвостатый головастик превращается в бесхвостую лягушку: атрофия хвоста сопровождается поеданием «лишних» клеток фагоцитами.

Но старение — это тоже атрофия, только медленная.

В старости уменьшается рост и вес организма, становятся хрупкими кости, жесткими мышечные ткани; стенки сосудов утрачивают эластичность, что ведет к артериосклерозу — типичной болезни стариков. Все это — атрофия. Все это поедание фагоцитами «благородных» клеток, перерождение их в инертную соединительную ткань…

Итак, исследование седеющих волос его предположение подтвердило.

Исследование других атрофических явлений — тоже.

Макрофаги — один из видов фагоцитов, — в течение всей жизни охраняющие организм, в старости ускоряют его гибель. Макрофаги «поедают» клетки половых желез, печени, сосудов, нервной системы. Вот заключение, к которому, пришел Мечников.

Нельзя ли приструнить этих агрессоров? Или усилить сопротивление «благородных» тканей?