Мечеть Василия Блаженного - [83]

Она индивидуально моя, но она и не моя. Я помню, как странно она пришла.

Я писала «Лилею», вся была во французской истории, в которой я значительно больше люблю находиться, нежели в современности. И вдруг в мою работу вклинилась эта «Мечеть». И на несколько месяцев совершенно сумасшедшей работы все другое было отложено. Так бывает только тогда, когда какая-то вещь очень хочет прийти. И хватает, берет первый попавшийся ей инструмент, в данном случае вашу покорную слугу.

— А легко ли издатели, «Лепта-Пресс» пошли на публикацию, ведь реакция была предсказуема?

— Вы знаете, пошли. И достаточно легко. Ведь «Лепта-Пресс» — православное издательство.

— Есть ли уже переводы и какие?

— Как ни странно, в России сравнительно с Европой полная свобода слова и демократии. Там довольно жесткая политическая цензура. Так что не знаю, когда книга выйдет во Франции. Она издана в Сербии, в Белграде, и мне очень приятно, что первый перевод был сербский. Почти завершен перевод на норвежский.

Делают это волонтеры, друзья этой книги, а друзей у нее много. Еще один наш соотечественник из США оплатил технический перевод на английский язык. Она известна на европейском пространстве, потихоньку там идет, причем абсолютно на доброй воле тех, кто ее читает. Недавно у меня были журналисты из Дании, которые много меня о ней расспрашивали.

Нужна была вещь общеевропейская, об общих проблемах, а не только о русских, надо было показать европейцам, что проблемы-то у нас одни и те же.

— В «Мечети» много говорится о католиках-традиционалистах и реформаторском крыле католицизма. Вы хорошо знаете эту проблему?

— Да. Я хорошо знаю представителей традиционного католического мира, совсем не знакома с представителями неокатолического мира и не хочу быть с ними знакома, потому что это профанация католицизма. И спуск по тем ступеням, в то подземелье, которое называется отречением от всех своих духовных ценностей. Может быть, вы знаете, что Католическая церковь извинилась и за Крестовые походы перед мусульманами, и от части своих святых политкорректно отказалась. Такая Церковь устоять не может. И об этом, в том числе, моя книга.

— Книгу критика назвала сразу же антиутопией. А мне она показалась вполне зримой реальностью.

— Все же это антиутопия. Хотя она опирается на факты, и действительно кажется, что мы почти в этом живем, какая уж тут фантастика! Но ведь не случайно подзаголовок книги — «2048 год». Это же перекличка с Оруэллом. А когда Оруэлл писал свой «1984», то страшное дыхание красного монстра тоталитаризма, который подмял всю Россию, оно тоже слышалось. И то, что он описывал Англию, а не Россию, было всего лишь художественной игрой. Проблема-то была очевидна. А то, что он не оказался пророком, ничуть не снижает значения его антиутопии. Дай-то мне Господь не оказаться пророком в той же мере.

— Насколько Россия может оказаться и оказалась уже в подобной ситуации? Ведь новая кавказская война, теракты и т. п. имеют под собой, в том числе, и религиозную подкладку.

— Меня датские журналисты упрекнули: а почему ж это я пишу книгу для всех, а в России 2048 года у меня все так прекрасно? И Христа-то мы отстояли, и ислам-то у нас не победил, в отличие от наших западных соседей. Я им сказала: «Если бы я писала о сегодняшнем дне, то разговоры о том, что у нас все прекрасно, были бы ложью». Но я пишу о дне завтрашнем. Это мои душевные упования, это всего лишь предмет моей веры. Конечно, мы сидим в той же омерзительной луже, где находятся и другие страны христианского генезиса. Может быть, мы не так глубоко в ней сидим. Во Франции «Мечеть» официально вряд ли скоро выйдет. Сейчас начался профессиональный перевод на французский язык. И мы думаем, что с ним делать. Может, разместим на сайтах, может, сделаем тираж здесь и будем ввозить во Францию. Помните, какие были скандалы, когда требовали убрать христианскую государственную символику?

Они бросают пробные шары и, ссылаясь на толерантность, на политкорректность, внедряют свою идеологию. В Европе наработанный опыт у них уже есть. Еще немного, и такие книги, как «Мечеть Парижской Богоматери», если мы не будем мудры и тверды, не будут выходить и у нас.

— Но у вас же были с ней проблемы и здесь! Судьбу Салмана Рушди повторить не боитесь?

— Я более всего боялась не того, что прибегут какие-то злые дяди с ножами, от этого меня Господь, если сочтет нужным, сохранит. А больше всего я боялась, что эту книгу удастся замолчать. Но это не удалось. Конечно, о ней говорят значительно меньше, чем того требует ее актуальность, но тем не менее она уже заняла свое определенное место, и с этого места ее не сдвинешь. А когда уже она пойдет на Запад и потом вернется к нам сюда, то не с Еленой Чудиновой, не с книгой как таковой, а с поднятыми ею проблемами придется считаться.

В этом у меня никаких сомнений нет.

Беседовал Евгений ДАНИЛОВ

Политический журнал

«Я призываю проповедовать, а не убивать»

— Кто вы по профессии? Где учились?

— Литератор. Я никогда не говорю, что закончила, зато хорошо помню, у кого я училась. Объясню почему. Когда вышла первая моя книга «Держатель знака» — это про Гражданскую войну, — то я, как порядочный человек, три экземпляра отправила с гонцом в деканат, а оттуда ни ответа, ни привета, ни спасибо. Ладно, раз я — не часть истории этого вуза, то и он — не часть моей биографии. А вот училась я у Кобрина и Пуришева.