Меченые Проклятием - [17]
Отдельный шепот, словно бы Элим: бедное создание!
Кто-то из мужчин намерен переспать с Анеим, когда они приедут в Далинг, и это не Килбион, который остался дома в долине. Слушая чужие темные тайны, люди думали только о своих. Накопившаяся мелочная зависть лопалась точно нарыв, воспоминания о глупых поступках или словах, давние злые мысли, не дающие спать по ночам, случаи, забытые всеми остальными... Усилия не перебирать их в уме только ухудшали дело. Подавленные похотливые желания и ненависть просачивались наружу; страх и стыд эхом все громче и громче передавались от сознания к сознанию. Сам Булрион захлестывал всех агонизирующей мукой и раскаянием на смертном одре.
Он попытался открыть рот, но понял, что перекричать этот гам ему не удастся. На самом берегу озерка лошади, напуганные шумом, брыкались и рвались с привязи. Он протянул руку и схватил Полиона за тонкую лодыжку. Мальчик ошалело размахивал мечом, но посмотрел вниз на впившиеся в его ногу пальцы. Нет, Булрион еще сохранял свою хватку.
Говорить не было нужды — его мысль отразилась эхом от джоолграта. Он измучен голодом. Отнеси ему еды. Отнеси эту сумку. Попроси его уйти. К этому примешивались мысли самого джоолграта, рассказывающие о долгих сутках без крошки во рту, без крова над головой, о постоянных и непрерывных изгнаниях. И такими же были прочие мысли: ненависть и ужас и сознание собственной вины, спутанные в безумный клубок. Но Полион понял его.
И сквозь клубок прорвалась его ответная мысль. Пойти в рощу? Когда джоолграт читает мои мысли? Знает, о чем я думаю? Сообщая всем? Страх. Неуверенность. Еще не настоящий мужчина.
Булрион: Помоги мне встать, и я сам пойду. Я тоже боюсь. Мы все боимся.
Полион схватил сумку. Докажи, что ты мужчина. Бери сумку. Голову выше. Все еще размахивая мечом, зажатым в другой руке, он обежал мечущихся родичей и повернул к деревьям. Ноги у него взлетали и опускались, как цепы. Мужчины двинулись следом за ним, думая: Кровь! Меченый Проклятием Джооль! Отрубить твари ее лгущую голову!
Тут вмешался Возион — встал перед ними, раскинув руки. Несмотря на малый рост, Возион всегда обладал зычным голосом, и теперь перекричал общий гомон:
— Не убивать! Это зарданцам не подобает! — Он сделал шаг вперед, и мечи опустились перед ним. — Только куольцы убивают меченых.
«Порой ты превращаешься в придирчивую старуху, сынок, — подумал Булрион. — Но я восхищаюсь твоей храбростью и всегда восхищался». Он не знал, уловил ли Возион эту хвалу и мог ли понять, от кого она исходила.
Фарион попытался вырваться вперед, Возион рывком преградил ему дорогу, рискуя напороться на меч. Долго ли удастся калеке удерживать крышку на этом кипящем котле? Ему помогало уважение к пастырю, и ведь они были его племянниками, его двоюродными братьями, но их засасывал водоворот безумия. И он всерьез подставлял грудь их мечам: сейчас хитрые маневры были уже невозможны. В том и заключалась вся беда. Любое сообщество, даже семья, скрепляется обманом, а теперь каждая душа оказалась на свету.
Семнадцать Тарнов, все обнажая самые тайные свои помыслы, изнывали от стыда из-за невольных своих признаний, ужасаясь тому, что узнавали, и отзывались гневом, завистью, похотью и всеми мелочными обидами, накопившимися за долгие годы. С их душ обдиралась кожа чувств, слой за слоем. Хватит! Хватит! Хватит! Если они не доберутся до джоолграта, то набросятся друг на друга.
Исходит ли этот гнилостный поток озлобленности от старого Хаймиона? Которая из замужних женщин с такой силой вожделеет юной стройности Полиона?
Полион, к счастью, как будто этого не уловил — он прорывался сквозь кусты, источая слабый страх перед колючками и возможностью сломать шею — а также более внятные объяснения собственных побуждений. Ничего мне не сделает. У меня меч. Покажу им всем, что не боюсь. Покажу, что я мужчина. Только бы не обмочить штаны. Покажу Мейлим, что я мужчина. В следующий раз она получит сполна. Покажу шлюхам в Далинге. Наемный воин, ничего не боюсь.
И джоолграт: У него меч, но он несет еду. Старика терзает боль. Знает, что умирает. Да, умирает. Домой ему не вернуться.
Как удар грома. Члены семьи исторгли поток ужаса и печали, заглушивший и джоолграта, и Полиона, лишь внезапно пробилось: Судьбы! До чего же тощая! - когда они увидели друг друга. Мальчик! Женщина!
А! Отвлекло вас, э? Булрион уставился на сомкнувшееся вокруг него кольцо испуганных лиц. Конечно, я думаю, что умираю, олухи! И вы все думаете, что я умираю! Он услышал неохотное согласие сквозь выкрикиваемые вслух отрицания. Я лгу, вы лжете. Мы всегда лжем друг другу. Но иначе нельзя. Никто из нас не совершенен. Мы все порой стыдимся себя. Но нам приходится жить и с нами самими, и друг с другом. Я еще не умер. Я глубоко тронут, что так важен для вас всех. Я страшно боюсь, что вот сейчас расплачусь перед вами. Я бы хотел, чтобы вы перестали стрекотать как сороки и доставили бы меня к хирургу.
Когда поблизости джоолграт, секретов быть не может.
И вновь Полион: Сделал! Настоящий мужчина! А теперь назад. Он уже бежал к ним. Надеюсь, они все оценят как должно. Герой семьи. Забить это поглубже в нутро Возиона.
