Меченая - [26]
— Вы сильно изменились, — еще тише произносит он, — словно вас сглазили…
— Может быть, — отвечает Анриетта.
Вечером после еды, когда все уже отправились спать, Моарк'х продолжает возиться в кухне. Вначале сгребает в кучу угли и складывает их в глубине очага подальше от дьявольского ветра, который пробрался в трубу и гоняет золу. Чугунная плита, заделанная в заднюю стенку, похожа на заслонку печи. Бретонец вдруг вспоминает слова мельника. Невольно нагибается и прислушивается, не раздастся ли позади нее треск. И улыбается, вспоминая глупые слова старика Тюрпена… Словно пресловутая Мальну может протянуть свои щупальца так далеко, чтобы угрожать каждой ферме! Что плохого в том, что он отвоевал полоску земли у края этого болота. Моарк'х касается плиты. Толстый металл прогрелся и еще долго будет отдавать тепло. Затем фермер проверяет дверь и ставни, дрожащие от напора ветра. Потягивается, разминая мышцы. Гасит лампу, от которой противно несет керосином, и направляется к себе в спальню.
Анриетта уже легла. Она лежит на спине, под головой у нее плоская подушка в наволочке из красного кретона. Покрывало, сменная шкура постели, сброшено на пол. Простыня подоткнута под матрас и натянута, как кожа на животе Анриетты. На столике у изголовья горит лампа — от ее света лицо Анриетты похоже своими глубокими тенями на череп мертвеца и требует уважения, тогда как расстегнутая ночная рубашка, едва прикрывающая грудь, вызывает жгучее желание.
Моарк'х ощущает в крови горячий прилив радости. Вены его наполняются, словно половина плоти превратилась в кровь. Ему вдруг хочется разбудить Анриетту и одарить ее своей силой. Бретонец неторопливо снимает пиджак и ощущает пронизывающий холод. Его знобит, и он тут же забывает о своем желании. Скидывает рубаху и штаны и тяжело забирается в теплую постель, согретую женой — и в этом ее польза. Моарк'х прижимается к горячему телу. Анриетта встряхивается и отталкивает его. Без малейшего раздражения он отворачивается и задувает лампу. Потом в темноте нашаривает одеяло и натягивает на голову. Моарк'х засыпает только тогда, когда согревает ледяную постель и отгораживается от плеска воды и воя ветра.
Его будит не ветер. Он внезапно приходит в сознание в разгар ночи. Наверняка это холод, пиявкой вцепившийся в лицо и высосавший горячую кровь до плеч, превратив их в ледышки. Снаружи ветер по-прежнему гоняет дождевые тучи. По крыше колотят капли. Вода проникла даже в спальню через какую-то щель. Капли падают прямо на пол. Первые издавали глухой шум, но теперь, когда образовалась лужа, они звенят. Шум падающих капель и вырвал Моарк'ха из глубочайшего сна, напомнив о небесной Мальну. Пытаясь снова уснуть, он накрывает уши одеялом.
И вдруг потолок сотрясается от глухого удара, заставляющего крестьянина сесть. Шум доносится сверху. И вскоре превращается в рокот от катающегося по чердаку предмета. Трещат балки. Моарк'х неподвижен, он застыл от удивления и сдерживает дыхание, чтобы лучше расслышать. Шум наверху прекратился и больше не возобновляется. Бретонец догадывается: крыса — Бог его знает, водятся ли они на чердаке, — наверное подтолкнула большой деревянный шар. И он покатился по полу.
Устраиваясь среди теплых простынь, Моарк'х вспоминает об игре в шары с тестем и другими крестьянами. Как здорово ходил этот шар. Он был тяжелым и катился куда надо, если знать его особенности, как знаешь особенности хорошего инструмента. Бретонец засыпает с мыслью, что надо будет отыскать его и укрепить в углу, чтобы шар больше не вызывал внезапных страхов. Рука Моарк'ха непроизвольно сжимается, а пальцы словно проникают в отверстия шара — пустые глазницы и нос, делающие его похожим на старый отполированный череп.
Только в полдень Моарк'х вспоминает о шаре и о своем желании навести порядок на чердаке. У него есть свободное время, и он лезет наверх. Бретонец откидывает люк, и рот его тут же наполняется пылью. Пол чердака потрескивает и поскрипывает — от сухости он словно обрел голос. Моарк'х вздрагивает от прикосновения паутины к лицу. Проходит мимо каменной головы и вдруг удивленно останавливается. Она уже ушла в далекое прошлое и может оставаться здесь долгие годы. Если антиквары в городе не желают брать ее, то кому она нужна? Бретонец идет дальше и сразу забывает о каменной голове. Он смотрит на кучу зерна, которую удерживает заборчик из досок. Подходит, хватает деревянную лопату, ворошит зерно, убирает кошачий помет. Потом ставит лопату на место. Моарк'х явился за шаром. За шаром, который катается по ночам и мешает спать. Он оглядывает пол в том месте, где находится спальня, но ничего не замечает и решает, что Галиотт уже уложила шар на место.
И тут же Моарк'х задается вопросом: почему она убрала шар, ведь он никого не просил заниматься этим. Бретонец идет дальше и оказывается перед старым бочонком. Шар лежит на нем. С уст фермера срывается ругань — значит, служанка уложила шар на место! Он пробует, хорошо ли шар укреплен. Коснувшись его, Моарк'х чувствует шапку пыли. Он удивлен и наклоняется, чтобы рассмотреть шар поближе. По меньшей мере двухлетний слой жирной пыли свисает с шара, словно парик. Но ведь ночью был шум! И на чердаке нет больше ни одного предмета, который мог бы производить такой шум… Невозможно, неужели ему все приснилось! Впрочем, это не имеет значения. Но, чтобы хоть как-то оправдать посещение чердака, Моарк'х охватывает шар обеими руками и идет к люку, откуда тянет чистым прохладным воздухом. Бретонец бросает шар к подножию лестницы. Тот с глухим стуком ударяется о пол чулана. Моарк'х спускается, закрыв за собой люк. Оказавшись внизу, фермер пинком откатывает шар к стене в груду старых железок, где пылится выщербленный чугунный котел, в котором ржавеют две горсти кривых гвоздей. Голод зовет Моарк'ха к столу.
Крайне интересное исследование знаменитого писателя и собирателя фольклора, в популярной форме представляющее не только Дьявола во французской народной традиции, но и легенды о колдунах, чудовищах, полу-языческих духах, «страшные сказки», выдержки из гримуаров, поверья, заклинания, обряды и молитвы. Книга написана в ироническом ключе и заставит читателя не раз от души рассмеяться.
…Странный трактир заставлял внимательно прислушиваться к малейшему шуму и навевал вопросы по поводу столь необычного места.Кто бы мог подумать, что однажды посетив его, вы останетесь в нем навсегда…Мистического рассказ Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров "готической прозы".
Я несусь, рассекая тьму, меня гонит пустое… вечно пустое брюхо… Мой голод заставляет людей дрожать от ужаса. Их скот источает аппетитные запахи, наполняя мой проклятый мир.Когда я выйду из этого леса, чьи тысячи застывших лап с кривыми цепкими корнями вцепились глубоко в землю… Когда я со своим неутолимым голодом окажусь меж толстых стен, что человек возвел вокруг своих шерстяных рабов, и выйду на клочок утоптанной земли, я превращусь в быструю и гибкую тень, в черную молнию, дышащую в кромешной тьме… Вздохи мои будут воем, пить я буду кровь, а насыщаться — горами нежной горячей плоти.
«Они мне сказали, что черты мои восстановятся… Они закрепили мои губы… сшили мои щеки… мой нос… Я чувствую это… Они превратили меня в живой труп, вынудили к бегству от самой себя… Но как я могу убежать от той другой, которую не хочу…»Мистического рассказ Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров «готической прозы».
…Каждое утро ничего не понимающие врачи отступают перед неведомым. Никакого внутреннего или внешнего кровотечения, никаких повреждений капилляров, никакого кровотечения из носа, ни скрытой лейкемии, ни злокачественной экзотической болезни, ничего… Но кровь моя медленно исчезает. Нельзя же возложить вину на крохотный порез в уголке губ, который никак не затягивается — я постоянно ощущаю на языке вкус драгоценной влаги…Блестящий образец мистического рассказа от Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров "готической прозы".
Зловредный майский кот… Зверь с семью запасными жизнями и семью временными смертями… Даже мертвый Матагот не совсем мертв. Тот, кто имеет Матагота, может спокойно умереть, зная, что Матагот продолжает ему служить верой и правдой.Готическая повесть Клода Сеньолья о Матаготе — коте-колдуне из французского фольклора (явного прототипа Кот в Сапогах).…Переплетение мистики и реальности, детали будничного крестьянского быта и магические перевоплощения, возвышенная любовь и дьявольская ненависть — этот страшный, причудливый мир фантазии Клод Сеньоля, безусловно, привлечет внимание читателей и заставит их прочесть книгу на одном дыхании.
Это — Чарльз Уильяме Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской.Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильяме Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Сюжет романа построен на основе великой загадки — колоды карт Таро. Чарльз Вильямс, посвященный розенкрейцер, дает свое, неожиданное толкование загадочным образам Старших Арканов.
Это — английская готика хIх века.То, с чего началась «черная проза», какова она есть — во всех ее возможных видах и направлениях, от классического «хоррора» — до изысканного «вампирского декаданса». От эстетской «черной школы» 20-х — 30-х гг. — до увлекательной «черной комедии» 90-х гг.Потому что Стивена Кинга не существовало бы без «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона, а Энн Райс, Нэнси Коллинз и Сомтоу — без «Вампиров» Байрона и Полидори. А без «Франкенштейна» Мэри Шелли? Без «Комнаты с гобеленами» Вальтера Скотта? Ни фантастики — ни фэнтези!Поверьте, с готики хIх в.
Кто не знает Фрица Лейбера — автора ехидно-озорных «Серебряных яйцеглавов»и мрачно-эпического романа-катастрофы «Странник»?Все так. Но… многие ли знают ДРУГОГО Фрица Лейбера? Тонкого, по-хорошему «старомодного» создателя прозы «ужасов», восходящей еще к классической «черной мистике» 20 — х — 30 — х гг. XX столетия? Великолепного проводника в мир Тьмы и Кошмара, магии и чернокнижия, подлинного знатока тайн древних оккультных практик?Поверьте, ТАКОГО Лейбера вы еще не читали!