Меченая - [22]
Несколькими прыжками кролик пересекает дикое поле. И усаживается у кромки болотного тростника. Он словно издевается над преследующей его парочкой, которую заманивает туда, куда хочет. Жанна кивком головы приказывает Люка: «Вперед, на этот раз он наш…» Но парень колеблется. У него подкашиваются ноги при мысли, что он ступил на земли Мальну. Люка слишком хорошо знает, что на этих землях уже многие поколения лежит проклятие. Девушка подталкивает слугу вперед. Тот спотыкается, останавливается и замирает среди борозд, которые были проложены давным-давно и уже наполовину заполнены землей.
Поле исполосовано длинными травяными шрамами. Глубокое безмолвие словно говорит об отсутствии жизни. Кролик покорно сидит на задних лапках. И терпеливо ждет преследователей. Жанна оставляет Люка с его страхами и бросается вперед. Тянет руки к зверьку. На этот раз она уверена, что поймает его. И в этот момент ее толкает в спину невидимая рука — Жанна падает лицом вниз. Ее губы хватают песок. Во рту ощущается вкус ила и крови. Девушка не кричит, не пытается понять, почему упала. Кролик сидит спиной к ней. И смотрит в сторону болота. «Если бы не падение, я бы тебя поймала», — думает Меченая. Она задерживает дыхание. Раздвигает пальцы, чтобы крепче ухватить зверька за загривок. И вдруг кролик оборачивается. Жанна отдергивает руку, словно увидела гадюку, и едва сдерживает вопль удивления и ужаса.
Кролик повернулся к ней своей отвратительной мордой — слепые глазницы, пустые, глубокие, кровоточащие; ноздри провалились до кости; губы стекают ослизлой гнилью, и только зубы сохраняют видимость жизни. Языка у кролика нет. С черепа свешиваются сгнившие клочья кожи. Но страшнее всего то, что мертвая голова сидит на живом теле, толстом и пышащем здоровьем, шерсть блестит, а лапы полны сил.
Жанна на коленях отползает назад. Острые осколки камней раздирают кожу. У девушки перехватывает дыхание. Сумерки заливают поле Мальну как разлившаяся река. Воды словно вытекают из леса Крул — темной тяжелой массы, разлегшейся на гребне холма. Кролик по-прежнему недвижим. Он ждет. Люка не сходит с места, парень стоял далеко позади Жанны и ничего не видел. Он вспоминает предостережения Галиотт. Бесплодная земля жжет подошвы ног адским огнем. Девушка истончилась в неясную тень. О кролике Люка забыл. Парень вздрагивает, когда Меченая вскакивает на ноги и, дрожа, подходит к нему.
— Ты видел? — в испуге спрашивает она. — Ты его видел вблизи?..
Люка смотрит в сторону тростника. Кролик исчез. Необъяснимый ужас Жанны оказывает на слугу обратное действие. Люка вдруг забывает о собственных страхах.
— Конечно, видел… — отвечает он. — На твоем месте я бы не упустил кролика так глупо… Иди ищи теперь, куда он спрятался… Ну ладно, пошли, пора возвращаться…
С этими словами Люка поворачивается и широкими шагами идет прочь от болота к дороге, ведущей на ферму. Жанна медленно следует за ним. И хотя мертвая голова стоит у нее перед глазами, ей кажется, парень издевается над ней, намекает, что она пьяна. А вдруг она действительно захмелела? Водка нередко вызывает галлюцинации. У Жанны возникает желание проверить себя. Она окликает Люка, уже выбравшегося на дорогу.
— Эй! Обожди, еще достаточно света, чтобы обшарить тростник… Возвращайся и помоги мне, нужно поймать кролика, я хочу поглядеть на него вблизи…
Люка неохотно останавливается. Жанна должна бросить ему вызов, чтобы он решил вернуться. Его мучат сомнения.
— Что? Опять испугался, как и в полдень. Ну и парень… А только что вел себя храбрецом. Не боишься меня, но дрожишь перед лужей воды…
Болото в полусотне шагов от них. Подавленные, они идут рядом друг с другом. Сумерки изливаются на долину. Должно быть, уже поздно. Теперь у Меченой пропала охота поближе рассмотреть кролика. Она решает сделать еще пять или шесть шагов, чтобы не потерять лица перед дрожащим от страха слугой. Вдруг оба разом замирают на месте.
— Послушай!..
— Я слышал…
Из-за кустов и тростника, окружающих зеркальце вод Мальну, неожиданно доносятся удары по воде. Ошибки нет, так орудуют прачки, колотя бельем по воде: «Плик, плок… плик, плок…» Жанна и Люка переглядываются. Неужели кто-то есть в этих тростниках, хотя все в округе избегают появляться на болоте?
— Знаешь, — вполголоса произносит Люка, — надо свихнуться, чтобы в такой час стирать здесь белье…
Его страхи разом улетучиваются. Мысль о том, что в Мальну можно стирать, успокаивает.
— Сойти с ума, — повторяет он.
— Пошли посмотрим, — подхватывает Жанна. Она совершенно преобразилась, радуясь такому повороту событий.
Они торопятся вперед. Удары становятся все резче: «Плик…» — ударяет скомканное белье; «Плок…» — набирает воду ткань. Жанна подмечает сходство с музыкой на танцах в Ангийоне. Они подошли вплотную к тростнику и, забыв о зыбкой почве, продолжают идти вперед. Проникают в заросли тростника. «Плик, плок, плик, плок…», прыг-скок. «Плик, плок» — делайте скачок. «Плик, плок» — пары делают волчок… Это действительно танцевальная мелодия. Ил охватывает ступни. Жанна раздвигает полусухие стебли. То же делает Люка. Они забыли о недавних страхах, хотят увидеть, посмеяться над собой. И ни парень, ни девушка не чувствуют, что уже по икры погрузились в ил и вонючую стоячую воду. Наконец из последних сил они отгибают тростники, охраняющие круг воды. Поверхность Мальну помутнела от полутьмы. По ней плавают кувшинки — выпученные желтые глаза болота. Оно не больше двора Лану. Подвижна лишь вода в самом центре. Ее поверхность трепещет. Но любоваться волнами некогда. Взгляды Жанны и Люка притягивает то место, откуда доносится шум и где некогда Моарк'х обработал и взрыхлил землю. Сначала никого не видно. Парень и девушка вглядываются, пытаясь пронзить уже плотную завесу ночи. И вдруг видят… на крохотной отмели, которую они не сразу заметили и где исчез кролик, быстро наклоняется и выпрямляется тень! Взлетают вверх руки и с силой опускаются к воде. Каждое движение сопровождается ударом, следующим один за другим как тиканье часов. Удары так же сильны, как удары молота по наковальне. Вверх взлетают снопы брызг. Одной рукой женщина наносит удары, другой складывает и расправляет длинную светлую ткань.
Крайне интересное исследование знаменитого писателя и собирателя фольклора, в популярной форме представляющее не только Дьявола во французской народной традиции, но и легенды о колдунах, чудовищах, полу-языческих духах, «страшные сказки», выдержки из гримуаров, поверья, заклинания, обряды и молитвы. Книга написана в ироническом ключе и заставит читателя не раз от души рассмеяться.
…Странный трактир заставлял внимательно прислушиваться к малейшему шуму и навевал вопросы по поводу столь необычного места.Кто бы мог подумать, что однажды посетив его, вы останетесь в нем навсегда…Мистического рассказ Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров "готической прозы".
Я несусь, рассекая тьму, меня гонит пустое… вечно пустое брюхо… Мой голод заставляет людей дрожать от ужаса. Их скот источает аппетитные запахи, наполняя мой проклятый мир.Когда я выйду из этого леса, чьи тысячи застывших лап с кривыми цепкими корнями вцепились глубоко в землю… Когда я со своим неутолимым голодом окажусь меж толстых стен, что человек возвел вокруг своих шерстяных рабов, и выйду на клочок утоптанной земли, я превращусь в быструю и гибкую тень, в черную молнию, дышащую в кромешной тьме… Вздохи мои будут воем, пить я буду кровь, а насыщаться — горами нежной горячей плоти.
«Они мне сказали, что черты мои восстановятся… Они закрепили мои губы… сшили мои щеки… мой нос… Я чувствую это… Они превратили меня в живой труп, вынудили к бегству от самой себя… Но как я могу убежать от той другой, которую не хочу…»Мистического рассказ Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров «готической прозы».
…Каждое утро ничего не понимающие врачи отступают перед неведомым. Никакого внутреннего или внешнего кровотечения, никаких повреждений капилляров, никакого кровотечения из носа, ни скрытой лейкемии, ни злокачественной экзотической болезни, ничего… Но кровь моя медленно исчезает. Нельзя же возложить вину на крохотный порез в уголке губ, который никак не затягивается — я постоянно ощущаю на языке вкус драгоценной влаги…Блестящий образец мистического рассказа от Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров "готической прозы".
Зловредный майский кот… Зверь с семью запасными жизнями и семью временными смертями… Даже мертвый Матагот не совсем мертв. Тот, кто имеет Матагота, может спокойно умереть, зная, что Матагот продолжает ему служить верой и правдой.Готическая повесть Клода Сеньолья о Матаготе — коте-колдуне из французского фольклора (явного прототипа Кот в Сапогах).…Переплетение мистики и реальности, детали будничного крестьянского быта и магические перевоплощения, возвышенная любовь и дьявольская ненависть — этот страшный, причудливый мир фантазии Клод Сеньоля, безусловно, привлечет внимание читателей и заставит их прочесть книгу на одном дыхании.
Это — Чарльз Уильяме Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской.Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильяме Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Сюжет романа построен на основе великой загадки — колоды карт Таро. Чарльз Вильямс, посвященный розенкрейцер, дает свое, неожиданное толкование загадочным образам Старших Арканов.
Это — английская готика хIх века.То, с чего началась «черная проза», какова она есть — во всех ее возможных видах и направлениях, от классического «хоррора» — до изысканного «вампирского декаданса». От эстетской «черной школы» 20-х — 30-х гг. — до увлекательной «черной комедии» 90-х гг.Потому что Стивена Кинга не существовало бы без «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона, а Энн Райс, Нэнси Коллинз и Сомтоу — без «Вампиров» Байрона и Полидори. А без «Франкенштейна» Мэри Шелли? Без «Комнаты с гобеленами» Вальтера Скотта? Ни фантастики — ни фэнтези!Поверьте, с готики хIх в.
Кто не знает Фрица Лейбера — автора ехидно-озорных «Серебряных яйцеглавов»и мрачно-эпического романа-катастрофы «Странник»?Все так. Но… многие ли знают ДРУГОГО Фрица Лейбера? Тонкого, по-хорошему «старомодного» создателя прозы «ужасов», восходящей еще к классической «черной мистике» 20 — х — 30 — х гг. XX столетия? Великолепного проводника в мир Тьмы и Кошмара, магии и чернокнижия, подлинного знатока тайн древних оккультных практик?Поверьте, ТАКОГО Лейбера вы еще не читали!