Меченая молнией - [14]

— Но ты еще придешь сюда?

— Тут ли, в другом месте, но мы непременно увидимся. Помни, я пообещал, что ты снова будешь дома, а мое слово чего-нибудь да стоит. Правда, Эрлис?

Эрлис кивнула головой в знак согласия, покрывало сдвинулось, и Вита заметила, что ее правую щеку пересекает извилистый шрам, который начинается от скулы и теряется на шее. Эрлис перехватила взгляд девушки и быстро вернула покрывало на место. В глазах ее метнулось мрачное пламя.

— Это — метка Грозного бога, — сказала она. — Я расскажу тебе, как ее получила.

VIII

Однажды утром Ратас отыскал Эрлис на огороде.

— Идем со мною, я хочу тебе кое-что показать.

Он провел девушку мимо комнаты, где они с Крейоном обычно работали, и открыл дверь в другую, маленькую угловую комнатушку, куда Эрлис давно уже не заглядывала. Первое, что бросилось ей в глаза — детские личики, серьезные и забавные, смеющиеся и сердитые, настороженные и доверчивые… Все они были очерчены скупыми и точными линиями углем на белой глади стен.

Эрлис переводила широко раскрытые глаза с одного рисунка на другой.

— Ратас, — прошептала она удивленно, — ведь это же те дети, которых вы забирали из Грестора, я помню их… Но кто же… — внезапно пришла догадка: — Неужели ты?

Ратас улыбнулся, и она поняла, что не ошиблась.

— Тебе понравилось?

— Еще бы! Как только тебе удалось так…

Но он не дал ей договорить.

— Погляди-ка теперь туда, Эрлис.

В промежутке между окнами девушка увидела большое цветное изображение. Она подступила ближе, чтобы рассмотреть его, и тихонько охнула.

На фоне тревожно-серого грозового неба стояла женщина в голубом одеяньи. Все тело ее напряглось, сопротивляясь бешеному ветру, развевавшему длинные светлые волосы. В зеленых прозрачных глазах застыли несказанная печаль и щемящая нежность, отчаянное упрямство и детская беззащитность… Где взяла она силы выдержать удар огня, упавшего с неба, к которому обращено было ее прекрасное лицо? Пылающий зигзаг молнии, повторяя очертания шрама, пересекал правую щеку и нижним концом упирался в сердце.

Эрлис робко протянула руку, пальцы ее коснулись стены, и на них остался слабый отпечаток краски. Она растерянно отдернула руку и оглянулась на Ратаса.

— Что это?..

— Разве не узнаешь?

— Нет, нет, — девушка замотала головой. — Быть не может… Да я… У меня и платья такого отродясь не бывало…

Понимала, что произносит какие-то глупые, ненужные слова, но ничего не могла с собой поделать: она впервые увидела себя со стороны и растерялась от наплыва противоречивых чувств. Неужто и впрямь она так хороша? И только подумала об этом, как острая боль обожгла щеку, хотя никто не трогал рубца. Молния на рисунке пересекала лицо, не искажая его. А вот настоящий шрам… И рука ее невольно потянулась закрыть щеку.

— Ты уже здесь, Эрлис? — раздался с порога голос Крейона. — Ты видела? Я в живописи немного разбираюсь, но это совсем не похоже на все, что мне раньше встречалось. Кто бы мог подумать, что Ратас… и так быстро… Это настоящее чудо!

— То, что на стене, еще не чудо, — возразил ему Ратас. — Ты к Эрлис приглядись повнимательней, Крейон. Найдется ли на свете такая гроза, что заставила бы ее отступить, и молния такая, что опалила бы ей душу? Вот где настоящее, живое чудо!

При последних его словах Эрлис вспыхнула — и бросилась прочь из дома, туда, в скалы, где знала каждую щель и где хотела сейчас спрятаться от всего света.

Отчего ж она плакала? Ратас не сказал ничего такого, что могло бы ее задеть, напротив, так красиво о ней никто еще не говорил… даже тетушка Йела… Что же она не обрадовалась, а сникла, что ж ей убежать захотелось?..

— Вот ты куда спряталась, — Ратас стоял за ее спиной. — Я знал, где тебя искать. Эрлис торопливо утерла слезы. Второй раз за этот день она почувствовала острую, пронзительную боль в щеке, как будто ее снова кромсал кинжал. Девушка изо всех сил притиснулась лицом к камню, словно хотела уничтожить, стереть рубец…

— Знал, где искать… — повторила она глухо и вдруг встрепенулась, заговорила горячо, быстро, глотая слова: — Ты же все знаешь и все умеешь! Помоги мне! Что со мною случилось? Я так больше не могу…

Ратас положил плащ на выступ утеса и сел. С замирающим сердцем она ждала, что же он ответит.

— Ничего страшного не произошло, поверь мне, Эрлис. Просто ты становишься взрослой. Ты словно рождаешься вновь, а это всегда мучительно. Нет у тебя ни матери, ни сестры, ни даже подруги — они лучше меня все тебе объяснили бы, утешили, дали совет… Я же привык больше к мечу, а не к таким разговорам. Единственное, что я мог сделать для тебя, — эта картина. Я назвал ее «Меченая молнией». Мне давно уже хотелось, чтобы ты увидела себя глазами других, чтобы ты знала цену себе, Эрлис. Мышатник, из-под обломков которого тебя когда-то вытащили, успел наложить на тебя свой отпечаток. Он не сумел приглушить ни твоего ума, ни твоих чувств, но почему ты так боишься поверить в собственные силы? Как будто разбежишься для прыжка — и вдруг остановишься в испуге. Тот крохотный серый мышонок, что прячется в тебе, время от времени поднимает голову и начинает нашептывать, будто ты не способна ни на что большое и прекрасное. Не верь мышонку, Эрлис! Когда он снова подаст голос, взгляни на «Меченую молнией». Там ты — настоящая, запомни.