Меченая - [28]

Крестная приехала за мной в аэропорт, и тут я забыла о своем недомогании. Все силы уходили на то, чтобы изумляться. Специальный ковер на мраморном полу, куда складывали пассажирский багаж, роскошные бутики с сияющими витринами, перед которыми чинно выстроились блестящие такси, стюардессы, похожие на красавиц из Болливуда, — у меня глаза разбегались от такого пестрого великолепия. С урчащим от страха животом и глупой улыбкой на лице я вышла из аэропорта Сингапура.

Высунув голову в окно автомобиля крестной, я с жадностью всматриваюсь в проносящийся мимо город, словно он может исчезнуть в мгновение ока. Меня поражают его контрасты: с одной стороны — ультрасовременные башни, пронзающие облака, с другой — старые дома с сохнущим на веревках бельем (сначала я приняла его за занавески)! Больше всего мне запомнилась автомойка: огромные пенные валики, странные звуки, доносившиеся снаружи в салон автомобиля — казалось, что мы находимся в центре торнадо, — и страх, соперничающий с новизной впечатлений…

Я мучаюсь от неожиданной жары и сильно потею в своем плотном одеянии. На третий день крестная предлагает мне подобрать что–нибудь не такое монашеское из одежды:

— Ани, ты не можешь ходить вот так, с тебя пот течет ручьем. Почему бы тебе в виде исключения не переодеться во что–нибудь нормальное?

Я не могу выдавить из себя и двух слов, кое–как объясняю крестной, что на улице люди смотрят на меня и я чувствую себя очень неуютно. В Непале так много монахов и монахинь, любая толпа пестрит красно–рыже–желтыми пятнами, и никто не обращает на них внимания. А здесь прохожие часто оборачиваются и начинают меня разглядывать, а мне это не очень нравится. Крестная прекрасно понимает, каково мне, поэтому буквально на следующий день покупает шорты–бермуды и пару футболок того же цвета, что и мои монашеские одежды, так что я чувствую себя гораздо лучше. Теперь я почти не выделяюсь на улицах Сингапура.

Дни бегут один за другим, я снова приступаю к занятиям. По утрам я хожу в лингвистический центр, где австралийский профессор, похожий на актера Робина Уильямса, занимается со мной английским. Я бы осталась в Сингапуре еще дольше, но виза закончилась, и через пять недель я вернулась в Непал, с сумками, полными подарков.

— Расскажи, расскажи, как там, за границей!..

Я успела уже раз пять рассказать родителям и братьям о своей поездке, но начинаю снова, поскольку всем это очень нравится. И мне тоже. Я описываю невероятно прямые улицы, бутерброды с плавленым сыром, женщин в мини–юбках, толпы в метро, светофоры, гудки кораблей в порту, подростков, целующихся прямо на улице, рекламные плакаты…

— А это правда, что все иностранцы живут во дворцах и разговаривают только о любви, красивой одежде и вкусной еде?

Наша соседка — мы даже не заметили, как она вошла, — тоже хочет получить свой кусочек мечты.

Как и многие жители Тибета, никогда не покидавшие родную страну, она свято верит, что за границей все именно так, как показывают в кино. Да и мое мнение о мире до поездки в Сингапур было на редкость наивным, но теперь я поняла, насколько экранная жизнь отличается от жизни настоящей. Мои друзья работают по десять часов в день, почти не бывают дома, возвращаются поздним вечером, усталые и вымотанные. Мне порой кажется, что они постоянно бегут за чем–то недостижимым.

Я успела привыкнуть к долине Катманду, раскинувшейся у моих ног, а они живут на куда меньших пространствах. Мне очень понравилось в одиночку гулять по огромному Сингапуру, ездить на автобусе, часами разглядывать витрины, пробовать необычные блюда, обладающие невообразимым вкусом. Я смогла ощутить и полюбить непрерывное биение сердца большого города, с удовольствием вспоминаю приветливость тех, с кем успела встретиться, но все же я бесконечно рада тому, что вернулась домой.

— А себе–то ты что купила?

Я показала две пары туфель, которые подарили мне друзья. Обожаю туфли. Если бы я не была монахиней, то обязательно стала бы fashion victim — жертвой моды! Мне безумно нравится красивая, хорошо скроенная одежда из дорогих тканей. Наверное, это у меня от отца… Религиозные одеяния не отличаются особым разнообразием. Лишь в том, что касается обуви, я могу проявить хоть немного фантазии. Я всегда стараюсь выбирать простые и элегантные туфли. Это единственная уступка истинно женскому кокетству. Мои китайские друзья знали о моей маленькой слабости и любезно подобрали мне красные мягкие туфельки и коричневые мокасины.

Отец до сих пор молчал и с задумчивым наслаждением нюхал свою рубашку. Я подарила ему французские духи. Он словно опьянен, но на этот раз счастьем. Больше всего его сводят с ума зеленые купюры, весьма своеобразным способом разложенные на столе. Он не может оторвать от них взгляд, ему кажется, что там сотни долларов. Часть банкнот отец распределил по кучкам, часть лежит просто так.

Невольно я жду хоть какой–то благодарности. Мне достаточно одного короткого слова «спасибо». Но отец молчит. Я поворачиваюсь к нему. Мы смотрим друг другу в глаза. Этот молчаливый обмен взглядами заменяет тысячи слов. Я все прекрасно слышу и чувствую. Его гордость. Счастье. Восхищение. Его дочку пригласили на другой конец света, и вот она вернулась домой, с множеством подарков. Он никак не может в это поверить. Хотя понимает, что в глубине души всегда знал, что его Чоинг — не такая, как все. По выражению отцовского лица я вижу, что радость переполняет его сердце.