Меч в камне (дополнительные главы) - [7]

Рука у Варта больше не болела, но из опасения попортить ее, пока она не залечилась окончательно, ему все еще не позволяли предаваться после полудня воинственным упражнениям под руководством сержанта. Вместо упражнений он уходил на прогулки, навещал веселую семейку из пяти чеглоков, выкликавших "кюи-кюи-кюи-кюи-кюи" и готовых теперь уже в любой день отправиться в дальний перелет, -- они и так задержались, -- и собирал огромных гусениц, прошедших все положенные метаморфозы и неуклюже ползающих в поисках удобного для окукливания места. Лучшим его трофеем стала толстая, абрикосово-сливовая гусеница пахучего древоточца, ныне без особого недовольства похоронившая себя под шелковыми нитями в ящике с рыхлой землей, который Варт держал рядом со своей кроватью. Три года ушло у гусеницы на то, чтобы достичь нынешних размеров, теперь ей оставалось пролежать, притаившись, еще целый год, прежде чем огромная, мышастая бабочка вылезет из своих старых доспехов и начнет накачивать кровь в прожилки расправляемых крыльев.

Во время одной из таких прогулок Мерлин поймал ужа. Они случайно столкнулись нос к носу, -- каждый со своей стороны огибал мысок уже осеменившейся крапивы, и волшебник налетел на бедное пресмыкающееся так стремительно, что оно и двух раз не успело прищелкнуть черным раздвоенным языком. Мерлин держал извивающуюся, шипящую, испускающую мощный запах ацетилена змею, а Варт с ужасом смотрел на обоих.

-- Ты его не бойся, -- сказал Мерлин. -- Это всего лишь кусочек оливковой молнии с охряным V позади блестящей черной головки. Ни укусить, ни ужалить тебя он не может. Он в жизни своей не причинил никому вреда и умеет лишь удирать да вот еще пахнуть.

-- Смотри, -- сказал он и стал поглаживать ужа от головы к хвосту: бедняга попытался увернуться от прикосновений, но вскоре смирился с ними, не прекращая однако потуг выскользнуть из человеческой руки.

-- Их каждый убить норовит, -- возмущенно сказал Мерлин. -- Какой-то, прости Господи, дурак объявил, что гадюку можно узнать по букве V на головке, потому что по-латыни, видишь ли, "vipera" означает "змея". На гадючьей-то голове чтобы хоть чтонибудь разглядеть, надо пять минут потратить, а в результате забивают до смерти вот этих красавцев, благо V у них яркожелтое да еще с черной каемкой. На, подержи его.

Варт с опаской взял змею в руки, стараясь держать ее так, чтобы задний проход, из которого исходило зловоние, оказался подальше. Он всегда полагал, что змеи не только опасны, но и скользки, однако эта скользкой совсем не была. Она казалась на ощупь сухой, будто кусок живой веревки, и подобно веревке, оставляла в пальцах приятное ощущение, создаваемое покрывающими ее чешуйками. Каждая унция змеиного тела представляла собою мышцу, каждая чешуйка на животе -- крепкую и подвижную ногу. Варту приходилось прежде держать в руках жаб, но те толстые, философически бородавчатые создания казались вязкими из-за их мягкой, податливой плоти. Что же до этого существа, оно оставляло впечатление сухой, нежно шершавой, переливающейся силы. Температура его была точно такой же, как у земли, на которой оно грелось под солнцем.

-- Ты как-то просил, чтобы тебя превратили в змею, -сказал Мерлин. -- Не передумал еще?

-- Нет, я с удовольствием.

-- Жизнь у них не такая уж и увлекательная. Не думаю, чтобы среди них с тобой случилось что-нибудь интересное. Вот этот малый ест, скорее всего, раз в неделю, а то и в две, а все остальное время спит. С другой стороны, если я превращу тебя в ужа, ты, может быть, сумеешь его разговорить. На большее не рассчитывай.

-- Все равно, я хотел бы попробовать.

-- Ну ладно, хоть отдохнешь от стрельбы по антропофагам

Мерлин выпустил ужа, и тот стремглав метнулся в крапиву. Затем Мерлин обменялся несколькими греческими словами с невидимым господином по имени Асклепий, обернулся к Варту и сказал:

-- Я останусь здесь на пару часов, может быть, присяду вон под тем деревом и вздремну. Потом позову тебя и ты уж, пожалуйста, выйди. Пока.

Варт попытался тоже сказать "Пока", но обнаружил, что онемел. Он быстро взглянул себе на руки, рук на месте не оказалось. Асклепий так нежно увел его в свой мир, что Варт этого не заметил. Теперь он лежал на земле.

-- Ладно, давай, ползи, -- сказал Мерлин. -- Поищи его там, в крапиве.

Некоторые люди говорят, будто змеи глухи, а есть и такие, кто уверяет, что они намеренно лишают себя слуха, дабы не поддаваться магическим чарам музыки. Мудрая гадюка, к примеру, как о том сообщает множество ученых мужей, ложится одним ухом на землю и вонзает в другое острый кончик собственного хвоста, чтобы только не слышать мелодий, которые вы ей наигрываете. Варт же доподлинно обнаружил, что змеи вовсе не глухи. У него, во всяком случае, ухо имелось, и это ухо воспринимало густые рокочущие звуки, лишь отчасти схожие с теми, какие ему приходилось слышать в бытность свою мальчиком. Если, скажем, ты опустишься, сидя в ванне, под воду, и кто-то ударит по ней, или трубы вдруг забурчат, звуки, которые ты услышишь, будут совсем не такими, какие слышны снаружи. Но если достаточно долго продержать голову под водой, то скоро привыкнешь к этим звукам и научишься связывать рев и гудение с водопроводными трубами. То есть, хоть сами звуки и переменятся, ты все равно будешь слышать все те же трубы, какие слышит человек, остающийся в наружном воздухе. Точно так же и Варт услышал слова Мерлина, пусть даже голос волшебника показался Варту пронзительным и тонким, а потому Варт надеялся, что и со змеей ему все же удастся поговорить. Он щелчком выбросил изо рта язык, которым пользовался, как щупом, -- подобно человеку, пробующему длинной жердью топкое болото, -- и скользнул в крапиву, на поиски собеседника.