Меч, пронзающий стихию - [2]

       Однажды в школе его стал дразнить десятиклассник. Двухметровый оболтус с чуть косящими глазами. Возможно, все прошло бы мирно, если бы оболтус не сказал: - Че сидишь тут, малявка? По маме своей скучаешь? По своей покойнице матери и отцу-мертвецу?

      Это он сказал с такой издевкой, что натянутая пружина спокойствия лопнула. Мировой океан терпения вышел из берегов. Ваня сам не понял, что именно случилось. Помнил, что в мгновение ока выхватил оказавшуюся под рукой указку, и нанес удар. Куда и сколько раз Ваня не помнил, но когда очнулся от застилавшей глаза ярости, десятиклассник лежал на полу, схватившись за живот, и скулил. Вокруг стояли одноклассники, не решаясь подойти. Указка полетела на пол, а сам мальчик выбежал из класса и не останавливался до самого дома. Портфель потом занес ему Крыс - школьный приятель. Сказал, что тот оболтус уже пришел в себя и скоро, по словам школьного врача, перестанет заикаться. Проблем, как ни странно, не возникло.

      Теперь, через полгода от этой драки Ваня сидел за столом и ел варенье. Вошла сестра. И поставила на стол банку молока.

       - Доброе утро, братец. Уже встал? - спросила Инна, оглядывая его. - Как всегда не причесался.

       - Доброе утро, Ин. У меня волосы непослушные. Разницы до и после нет. - Пойди причешись и одевайся в школу, - велела она и пошла готовиться идти на свою нудную работу.

      Ваня быстро доел и пошел одеваться в эту опостылевшую до мозга костей школу. На-конец он предстал перед собственным отражением в зеркале.

      Невысокий паренек, на вид тринадцати лет, хотя ему уже пятнадцать спокойное лицо и еще более спокойный взгляд, глаза необычного цвета. Кто-то говорил, что они зеленые, кто-то - что карие. Кто-то - что они серые, кто-то - что голубые. Но многие считали, что они слишком темные, для серых, зеленых и голубых, но слишком светлые, для карих. Ва-ня улыбнулся себе, и грусть и спокойствие в его глазах сразу отодвинулась на второй план. Их заменили озорство и спокойная радость, или, точнее, веселье.

      Ваня, возможно, сошел бы за хорошенького, по внешности, мальчика, если бы не молодежные прыщики по всему лицу. Завершали его умную голову стрижка "дракон". Волосы на затылке доходили до плеч. Порой мама, а после и сестра, шутя, заплетала Ване волосы в коротенькую косу.

      Схватив портфель, и уже заранее зная, что что-нибудь забыл, он пошел в школу. Было не далеко, но идти по такой будничной дороге было скучно. Но выбор был не велик, по-этому Ваня спокойно пошел по длинной дороге, подальше от основных улиц. Едва дом скрылся за поворотом, Ваня почувствовал, что на него смотрят. Смотрят внимательно, насторожено, словно хотят убедиться, что это именно тот, кого ищешь. Это противное давящее ощущение постороннего взгляда не отпускало не на секунду. Обычно Ваня мог определить, откуда исходит взгляд. Он мог это понять, даже если смотрящий был в темных зеркальных очках и находился в толпе. Но сейчас казалось, что взгляд исходит ото всюду, словно на него смотрят стены. Возрастало чувство страха, к разуму подбиралась паника. Хотелось бежать, кричать о покушении. Но искра воли, продолжающая слабо тлеть, стала быстро разгораться, словно после сильной струи кислорода. Паника отошла на второй план, страх отступил, испугавшись огня воли, успевшего разгореться от малой искры.

      Ваня выпрямился и огляделся. Теперь он нашел источник взгляда. Взгляд был направлен на него из густых зарослей сирени, но охота узнать человека уже пропала. Он сообразил, что добром это не кончится. И, отвернувшись, Ваня снова направился в школу. Новые неприятности не заставили себя ждать.

      Не пройдя и половины ненавистного пути, Ваня увидел человека, который вызывал столько же доверия, сколько голодная королевская кобра. Ваня прошел бы мимо, если бы не резкое головокружение, возникшее, когда он проходил мимо мужчины. Он интуитивно почувствовал, как его сознание сжимается, уменьшается. Сознание уменьшилась до крошечной песчинки, которую окружил могильный холод.

      В сознании вспыхнул гнев. Это была не тупая ярость, сжигающая самого человека, но была ярость, которая имела направление, и этим направлением являлась чужая воля. Резким толчком сознание было очищено от чужой власти. Ваня выпрямился, огляделся. И увидел, что тот незнакомец пошатнулся, неготовый к отпору. Сомнения, что это сделал именно он, почему-то не было. Мальчик знал это также точно, как свое имя. Но желания выяснять отношения не было. И, часто оглядываясь, он отправился в школу.

      Войдя в школу, Ваня встретил своего приятеля. Высокого худощавого паренька с ры-жими волосами. Он чем-то напоминал рыжую крысу, покрытую веснушками, и имел со-ответствующее прозвище - Крыс. Весело помахав издали, приятель приблизился. - Привет, Шаман, - деланно веселым тоном поздоровался с Ваней Крыс. Прозвище Шаман появилось у Вани не очень давно. История этого прозвища была тупа, как табуретка. На каждой физкультуре, когда класс делился на команды и играл в баскетбол или в волейбол, Ваня делал следующее. Беря мяч в руки, Ваня тихо шептал что-то на него или просто дул и уже после подавал. В большинстве случаев мяч забивал гол, а после того как его команда выиграла со счетом 25:3 он и получил это прозвище.