Меч почета - [11]
– Я слышал, как кто-то говорил, что эта война совсем необычная.
– Конечно, дядя Гай, чем дольше каждый держится в стороне от нее, тем лучше для него. Вы, гражданские, просто не представляете, в каких благоприятных условиях находитесь.
– А может быть, в данный момент, Тони, мы не очень-то и хотели бы находиться в благоприятных условиях.
– Я, например, точно знаю, чего хочу. Военный крест и аккуратненькую маленькую рану. Тогда остальную часть войны я мог бы провести в окружений хорошеньких и заботливых медицинских сестер.
– Пожалуйста, Тони!
– Извини, мамуля. Не будь такой ужасно серьезной, а то я начну жалеть, что не провожу свое увольнение в Лондоне.
– По-моему, я вовсе не вешаю носа. Но только, пожалуйста, дорогой, не говори, что ты хочешь, чтобы тебя ранили.
– Ха, но это же лучшее, на что может надеяться любой. Разве не так?
– Послушайте, – вмешался Бокс-Бендер, – не начинаем ли мы понемногу видеть все в мрачном свете? Забирай-ка дядю Гая, пока мы с мамой уберем со стола.
Гай и Тони прошли в библиотеку. Французские окна, выходившие в сад с выложенными камнем дорожками, были открыты.
– Хочешь не хочешь, черт возьми, но, прежде чем зажечь свет, надо опустить шторы.
– Давай выйдем на воздух, – предложил Гай.
Сумерки сгустились, но еще не настолько, чтобы не видеть дороги. Воздух благоухал, напоенный ароматом невидимых цветов старой магнолии, прикрывавшей собою добрую половину дома.
– Никогда не чувствовал себя так отвратительно, как сейчас, – признался Тони. Когда они вышли в сгущавшиеся сумерки, он неожиданно спросил: – Расскажите мне, как сходят с ума. У многих ли родственников мамули не хватало винтиков?
– Нет.
– А дядя Айво был такой, правда?
– Он страдал избытком меланхолии.
– Не наследственной?
– Нет, нет. А почему ты спрашиваешь? Ты что, чувствуешь, что твой рассудок мутится?
– Пока нет. Но я прочитал об одном офицере – участнике прошлой войны, который казался совершенно нормальным до тех пор, пока не попал в бой, а в бою взбесился как собака, и сержанту пришлось пристрелить его.
– Слово «взбесился» вряд ли подходит к тому, что произошло с твоим дядей. Он во всех отношениях был очень скромным человеком.
– А как другие?
– Возьми меня, или твоего дедушку, или двоюродного дедушку Перегрина – у него потрясающе здравый рассудок.
– Он тратит время на сбор биноклей и посылает их в военное министерство. Это, по-вашему, здраво?
– Абсолютно.
– Я рад, что вы сказали мне все это.
Вскоре Анджела позвала:
– Идите сюда, вы! Уже совсем темно. О чем вы там все толкуете?
– Тони думает, что он сходит с ума.»
– Это миссис Гроут сходит. Она не затемнила кладовую.
Они уселись в библиотеке спиной к постели Гая. Через несколько минут Тони поднялся, чтобы пожелать всем спокойной ночи.
– Месса в восемь, – сказала Анджела. – Нам нужно выйти без двадцати. В Юли ко мне должны присоединиться несколько эвакуированных.
– А нельзя ли немного позднее? Я так мечтал поваляться утром.
– А я надеялась, что завтра мы сходим к ранней мессе все вместе. Пожалуйста, пойдем, Тони.
– Хорошо, мамуля, конечно, я пойду. Только давай тогда без двадцати пяти. Мне, разумеется, надо сходить очиститься от накопившихся за эти недели грехов.
Бокс-Бендер, как всегда при обсуждении религиозных дел, выглядел несколько смущенным. Он не привык к ним – к такой легкости в обращении с всевышним.
– Мысленно я буду с вами, – сказал он.
Затем Бокс-Бендер тоже поднялся и, спотыкаясь, пошел по саду во флигель. Анджела и Гай остались одни.
– Тони – прелестный мальчик, Анджела.
– Да, и так быстро военизировался, правда? Всего за несколько месяцев. Он ни капельки не боится отправки во Францию.
– Да, действительно. Да и бояться-то нечего.
– О, Гай, ты слишком молод, чтобы помнить это, а я ведь выросла во времена первой войны. Я одна из девушек – тех, что описаны в прочитанных тобою книгах, – которые танцевали с мужчинами, шедшими в смертельный бой. Я помню, как мы получили телеграмму о Джервейсе. Ты тогда был еще всего-навсего жадным до леденцов школьником. Я помню, как туда отправлялись первые партии. Никто из них не дожил до победы. Велики ли шансы у мальчиков в возрасте Тони, идущих теперь в самые первые бои? Я работала в госпитале, это ты помнишь. Поэтому-то я и не выношу, когда Тони начинает говорить о легкой, неопасной ране и о пребывании в окружении хорошеньких медсестер. Легких, неопасных ран не было. Все они были невероятно ужасными даже тогда, а теперь, я полагаю, люди выдумали еще более отвратительные газы и другие средства убийства. Он не представляет, какой будет эта война. Сейчас ведь нельзя даже надеяться, что его возьмут в плен. При кайзере немцы были все еще цивилизованными. Теперь же они могут сделать что угодно.
– Мне нечего сказать тебе, Анджела, за исключением того, что ты сама хорошо знаешь. Ведь не захочешь же ты, чтобы Тони оказался хоть немного другим. Неужели тебе понравилось, если бы Тони был одним из тех презренных мальчиков, которые, как я слышал, улизнули в Ирландию или Америку?
– Это совершенно немыслимо, конечно.
– А что же тогда?
– Да, я понимаю, все понимаю… Пора спать, пожалуй. Боюсь, что мы очень накурили здесь у тебя. Когда выключишь свет, можешь открыть окна. Слава богу, что Артур уже ушел. Я смогу воспользоваться фонариком, пробираясь по саду, без того, чтобы меня обвинили в умышленном привлечении «цеппелинов».
В романной трилогии «Офицеры и джентльмены» («Меч почета», 1952–1961) английский писатель Ивлин Во, известный своей склонностью выносить убийственно-ироничные приговоры не только отдельным персонажам, но и целым сословиям, обращает беспощадный сатирический взгляд на красу и гордость Британии – ее армию. Прослеживая судьбу лейтенанта, а впоследствии капитана Гая Краучбека, проходящего службу в Королевском корпусе алебардщиков в годы Второй мировой войны, автор развенчивает державный миф о военных – «строителях империи».
Роман «Мерзкая плоть» — одна из самых сильных сатирических книг 30-х годов. Перед читателем проносится причудливая вереница ярко размалеванных масок, кружащихся в шутовском хороводе на карнавале торжествующей «мерзкой плоти». В этом «хороводе» участвуют крупные магнаты и мелкие репортеры, автогонщики, провинциальный священник и многие-многие другие.
Ироническая фантасмагория, сравнимая с произведениями Гоголя и Салтыкова-Щедрина, но на чисто британском материале.Что вытворяет Ивлин Во в этом небольшом романе со штампами «колониальной прозы», прозы антивоенной и прозы «сельской» — описать невозможно, для этого цитировать бы пришлось всю книгу.Итак, произошла маленькая и смешная в общем-то ошибка: скромного корреспондента провинциальной газетки отправили вместо его однофамильца в некую охваченную войной африканскую страну освещать боевые действия.
Творчество классика английской литературы XX столетия Ивлина Во (1903-1966) хорошо известно в России. «Возвращение в Брайдсхед» (1945) — один из лучших романов писателя, знакомый читателям и по блестящей телевизионной экранизации.
ВО (WAUGH), Ивлин (1903-1966).Видный английский прозаик, один из крупнейших сатириков Великобритании. Родился в Лондоне, учился в Оксфордском университете и после недолгой карьеры учителя полностью переключился на литературную деятельность. В романе «Любовь среди руин» [Love Among the Ruins] (1953), главной мишенью сатирика становится фрустрация упорядоченного прозябания в «государстве всеобщего благоденствия».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Одно из самых знаменитых произведений мировой литературы XX века, написанных в жанре «черного юмора», трагикомическая повесть о вывернутом наизнанку мире, где похоронные ритуалы и эстетика крематория управляют чувствами живых людей. История, в которой ни одно слово не является лишним. Откровенный потрясающий рассказ, от которого невозможно оторваться.
«Золотая молодежь», словно сошедшая со страниц Вудхауса, – легкомысленная, не приспособленная к жизни и удивительно наивная, – на пороге Второй мировой. Поначалу им кажется, что война – это просто очередное приключение. Новая форма, офицерский чин, теплое место при штабе. А сражения – они… где-то далеко. Но потом война становится реальностью. И каждый ее встретит по-своему: кто-то – на передовой, а кто-то – в пригородах, с энтузиазмом разрушая местные красоты и сражаясь с воображаемым врагом…
Чисто английский психологический, с сатирическими интонациями, роман Ивлина Во – о духовном кризисе, переживаемом известным писателем. В поисках новых стимулов к творчеству герой романа совершает поездку на Цейлон…
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.