Меч, Палач, Дракон - [24]

— Поздравляю, Кербон, — Гийом обнял последнего из учеников, — Я принял у вас экзамен. С этого момента вы боевой маг, служащий королю Хорхе и Камоэнсу.

— Спасибо! — только и вымолвил Кербон, с трудом держась на ногах.

Галера шла в Камоэнс. Гребцы мерно двигали весла под бой барабанов; их было немного, поэтому скорость была небольшая.

Капитан Мендоза, изначально знавший о задании, сиял. Его поход увенчался успехом. Видя его непривычную улыбку, матросы бледнели. Обычно она не предвещала ничего хорошего.

— Лодка! — закричал вдруг вперед смотрящий с вороньего гнезда на мачте. Офицеры и матросы бросились на нос. Прямо по курсу виднелся большой баркас с людьми, махавшими галере снятыми рубашками.

— Что будем делать, сеньоры? — взволнованно спросил Мендоза, он знал, как поступить, но сейчас не его мнение было решающим, — Спустим пару лодок с арбалетчиками?

— Верная мысль, — поддержал его Кербон, — с уцелевшими остияками мы распрощались, они уплыли, унося весть о том, что адмирал утонул. Риска нет.

— Мы не пираты, — холодно перебил его Гийом, — это несчастные потерпевшие кораблекрушение. Адмирал должен умереть. Но что, если его там нет? Тогда можно взять остияков на борт.

— Чтобы они узнали от наших матросов о боевых магов на борту? Вы же понимаете, учитель, что это невозможно, — смягчил тон Кербон, — Нужно доделать все до конца. К тому же, смерть от клинка или стрелы милосердней, чем мучительная гибель от голода и жажды.

— Капитан, спускайте лодки, — кивнул он Мендозе.

— Я запрещаю вам это, — медленно и четко произнес Гийом, понимая что правда на стороне Кербона.

— Учитель, это мой экзамен и мой приказ: убить адмирала Гилберта. И я его выполню, — твердо сказал Кербон, — в крайнем случае Его Величество потом нас с вами рассудит. Решит, кто был прав. Шлюпок не надо, сделаем так…

Штурман с Покорителя Зари не смог сдержать радостный крик, когда галера чуть изменила курс и пошла прямо на них.

— Адмирал, мы спасены, — он стиснул руку обессиленного старика.

Галера подходила все ближе, но и не думала замедлять ход. Отчетливо доносился нарастающий темп барабана, задающего темп для гребцов. Страшная догадка осенила штурмана.

— В сторону! Быстрей за весла, парни! Заворачиваем! — закричал он, но было уже поздно.

Окованный медью нос галеры разломил хрупкий баркас как щепку, раздавив нескольких моряков.

Штурман, изрядно хлебнувший воды, вынырнул, надеясь, что это ошибка. Все сомнения развеял арбалетный болт, что разом угомонил барахтающегося рядом матроса. Штурман набрал в грудь побольше воздуха и нырнул, сопровождаемый криками гибнущих товарищей.

Луис де Кордова — поэт и советник министерства Финансов — очнулся от боли в ломаемых пальцах правой руки. Услышав его стон, маг разжал свою узкую ладонь, и стал массировать затекшую до синевы кисть.

— Вот так, вот Луис, — сказал он грустно, — Запомните эти строчки: Но есть и тот, кто плывет чрез невзгоды. В светлый новый загадочный мир — Человек!

Глава 5

К особняку Марии де Тавора — признанной светской львицы — съезжались кареты. Вот уже целую неделю она с блеском справляла свое двадцати семилетие, не скупясь на расходы, тратя целое состояние.

Многие шестнадцатилетние девушки, впервые попавшие на осенние балы, могли позавидовать чистоте и здоровью ее кожи, румяному лицу, ослепительной белоснежной улыбке и стройному стану.

Покойный герцог, что был старше ее на сорок лет, умер вскоре после свадьбы, и Мария зажила в свое удовольствие, став звездой королевского двора. Богатая, красивая, своевольная, она в тонкости познала куртуазную науку. Поэты посвящали ей стихи, дворяне дрались на дуэлях из-за ее улыбки.

Гийом ее не любил, и чувство это было взаимным. Когда-то их связывал короткий роман. Покровители герцогини желали узнать о нем побольше, а сама Мария надеялась подчинить себе самовольного королевского мага. Но ничего из этого не вышло, цепь интриг породила кровь, что заставляла их холодно улыбаться друг другу при встрече, искать подвох и опасность в каждом слове. Потому-то Гийом и был приглашен на вечер поэзии, что решила провести герцогиня.

Особняк владетелей Таворских был убран и обставлен с поистине варварской роскошью: фигурные вазы и бесстыжие обнаженные статуи времен легендарной панцайской империи, высокие и мягкие алькасарские ковры, шкуры редких зверей из лагрских лесов, редкие картины, золоченые кожаные обои из Остии, хрустальные люстры. Воздух наполнен дорогими ароматами наурских благовоний.

Гийом скучал во втором ряду зрителей, что широким полукругом обступили хозяйку дома и поэта де Кордова. Оба улыбались. Мария де Тавора тонко и хитро, поэт широко и открыто.

— Что-то вы стали редко бывать у меня, Луис, а ведь когда-то клялись в любви?

— Реку времени не запрудить, прекрасная Мария, мне не удалось сорвать для себя вашу розу. Я отчаялся, в пал во мрак и забвение, откуда меня вывела новая любовь — моя Изабель, — он чуть повернул голову и с нежностью посмотрел на жену.

— Предатель! — согласно незримому плану неписанного спектакля рассердилась герцогиня.

— Вовсе нет. Я искуплю сейчас мою вину. Вот мой сонет. Лучший за последний год. Для вас написан он. Внимайте: Вы мой, свет, не отразимы, потому-то ангел мой, против воли вы любимы, всеми, в том числе и мной. В вашей воле, дорогая, никого не полюбить, но любить вас больше рая, вы не в силах запретить. И, пускай, неумолимы, вы, но с вашей красотой, вы пребудете любимы, всеми, в том числе и мной.