Меч, Палач, Дракон - [23]

— Как звать-то тебя? — спросил адмирал.

— Мы еще увидимся, адмирал, на этом свете, или на том. Тогда я скажу тебе свое имя. До встречи!

— И ты живи, камоэнсец. Не хочешь называть себя — не надо.

Кербон спускался по веревочной лестнице в баркас. Гийом уже хотел последовать его примеру, но остановился, перенеся одну ногу за борт.

— Сегодня будет, шторм. Будет сильный шторм, готовься, адмирал, — он указал рукой на грозовое небо.

— Что это значит, учитель? — с вызовом спросил Кербон, едва баркас отошел от галеона.

— Ничего. Считай мои слова предсказанием. Ведь сегодня действительно будет шторм. Шторм, который этому галеону не пережить, — спокойно ответил Гийом, он вдруг почувствовал себя смертельно усталым.

— Предсказание верное. Этой ночью я покончу с остияками. На горизонте грозовые облака. Мы раздуем огонь и постараемся, чтобы нас самих не спалило, — кивнул Кербон, — У короля Остии Стивена будет меньше на одного слугу, а у Камоэнса на одного врага.

— Ты мелко судишь. Гилберт не слуга, и не враг. Учись уважать чужое величие.

— Такие разговоры вредны и во время дела — мешают, и после — дают неприятные воспоминания. Мы боевые маги, Гийом, ты сам меня этому учил. Маги — циничные и расчетливые сволочи, а не проповедники и святые.

— Ты как ребенок, Кербон, всегда выбираешь только одну точку зрения, игнорируя другие, считаешь, что мир одноцветен. Тяжко с тобой и скучно. Делай, что хочешь. Я хочу назад, на берег, — рассерженно бросил учитель и полез верх по сброшенной лестнице.

Кербон, думая, что он не слышит, с не меньшим раздражением язвительно прошептал:

— Да я всегда выбираю одну точку — ту, которая мне ближе и выгодней!

Ночью на галере никто не спал, чувствуя, что грядет нечто страшное. Моряки и абордажники не ошибались. Кербон еще с вечера занялся подготовкой. Паруса на мачтах галеры, то стремительно наполнялись ветром с такой силой, что парусина трещала, то так же внезапно опадали; и корабль останавливался, среди усиливающихся волн, несмотря на бурю, начинающуюся вокруг.

Стемнело, зажглись масляные фонари. Не как обычно, восемь на весь корабль, а в десять раз больше.

Ученик Гийома, страстно желающий сдать экзамен, стоял в центре палубы, воздев руки к небу, делая странные и пугающие пасы, то бормоча, то выкрикивая короткие рубленные слова на никому неизвестных наречиях.

Ветер все усиливался и усиливался, галеру ощутимо качало. На палубе оставались лишь вахтенные матросы, капитан с Гийомом, да Кербон.

Все три луны на небе, ставшие волей первого короля-разбойника символом Камоэнса, скрылись за мрачными черными тучами, что стремительно затянули звездное небо. На палубу с небес упали первые свинцовые капли.

Бурю нельзя вызвать, но можно раскачать и направить. Кербон — третий и последний ученик — не останавливаясь ни на миг, подталкивал громадные качели. Его шатало от качки и от усталости, пот наравне с дождем промочил одежду.

Галеру кидало, швыряло из стороны в сторону. Матросы вместе с капитаном ушли с палубы вниз. Им оставалось только молиться Господу Милосердному, и надеяться на то, что два безумца-чародея смогут обуздать волны и спасти их души.

Если бы Гийом не привязал себя канатом к мачте, его уже раз десять смыло бы за борт. Волны переливались через низкие борта галеры, смывая все, что плохо крепилось, заливая подпалубные помещения и обезумевших от смертного ужаса матросов.

Волны не трогали лишь Кербона, они обтекали его, расступаясь. Словно свирепый пес, что обезумел от крови и боя, но все же помнит, что это Хозяин, и его трогать нельзя.

Сколько это длилось — неизвестно. В те моменты, когда смерть близка, и жизнь чувствуется с особой силой, время имеет обыкновение менять свой ход, все измерения бесполезны. Ведь нельзя обмерить и высчитать страх, мужество, прелесть и радость глотка воздуха, дикий ужас, охватывающий тело и душу; когда неминуемая гибель отступает.

Шторм вдруг оставил полузатопленную галеру. Гигантский вал устремился вперед, туда, где как игрушечные кораблики в пруду метались по волнам галеоны Джона Гилберта.

Девятый Вал — кошмарная легенда мореходов все земель — оказался выпущенным из ада. Он вознесся над галеонами, замер на мгновение, соотносимое с целой жизнью, замер и рухнул вниз, обрушив на корабли всю мощь необузданной стихии, показывая слабость человека перед природой.

Утром был полный штиль. Ни облачка. Ни дуновения ветра. Весла галеры пришлись весьма кстати. Команда, еще не верящая, что осталась в живых, латала поврежденное судно. Невдалеке, словно птица с подрезанными крыльями, чуть покачивался на волнах галеон без мачт. Один из трех. Еще два, в том числе и флагман с королевским штандартом, не пережили эту ночь. В спокойной воде попадалось много обломков, тел не было — они всплывают через день-другой.

Беда примирила давних врагов, камоэнсцы помогли остиякам поставить мачту, после чего они разошлись в разные стороны.

Галеон вес домой черную весть. Погиб адмирал Джон Гилберт — настоящий, всеми признанный герой; великий адмирал Гилберт, подаривший Остии путь за Жаркий берег

Кербон с огромными мертвецки-синими кругами под глазами выглядел ужасно, но отдыхать не шел. Казалось, он еще не мог отойти от прошедшей ночи. Стать душой бури — это не каждому по плечу.