Меч Лета - [150]

Сэм, встав на колени перед Гуниллой, сложила ей на груди руки и осторожно закрыла ее голубые глаза.

– Две другие валькирии живы? – без особой надежды поинтересовался я.

Икс, опустив низко голову, положил на корму обеих верных соратниц Гуниллы. Мне стало ясно: они давно уже нас покинули.

– Славные были воительницы, – сказал Икс, скрестив им, как у Гуниллы, руки и нежно дотронувшись до их лбов.

– Я их не знал, – сказал я.

– Маргарет и Ирен, – дрогнувшим голосом сообщила Сэм. – Ко мне они относились плохо, но валькирии были отличные.

– Магнус, – окликнул меня Ти Джей с середины палубы. – Ты нам нужен.

Они с Мэллори склонились над Хафборном Гундерсоном, который на этот раз исчерпал запасы берсеркской силы. Грудь его представляла собой месиво из порезов и ожогов. Левая рука была неестественно вывернута. Бороду и волосы усеяли капли крови и веточки вереска.

– Славный бой, – просипел он.

– Молчи, большой идиот, – всхлипнула Мэллори. – Как ты посмел так изувечиться?

Он с усилием ей улыбнулся.

– Прости, мама. Больше не буду.

– Ты давай-ка держись, – вмешался Ти Джей. – Главное, нам довезти тебя живым до Вальгаллы, а там, если даже что и случится, то возродишься.

Я дотронулся Хафборну до плеча. Его ранения оказались настолько серьезны, что рука моя, будто напоровшись на множество острых осколков стекла, инстинктивно отдернулась.

– Времени не осталось, – проговорил я, морщась от боли. – Мы теряем его.

– Нет! – захлебнулась от слез Мэллори. – Это не вариант. Как же я ненавижу тебя, Хафборн Гундерсон.

– Я тоже тебя ненавижу, Мэллори Кин.

Он закашлялся. Губы его покраснели от крови.

– Сделаю все, что смогу, – решился я. – Только держите его, чтобы он был неподвижен.

– Сынок, ты прежде подумай, – подошел к нам в это время Блитцен. – Сам ведь уже ослаб.

– Не имеет значения.

Я уже сконцентрировался, углубляясь в организм Гундерсона. Кости сломаны. Жизненно важные органы разбиты и кровоточат. Меня начал охватывать страх. Слишком много всего. Без помощи мне не справиться.

– Джек! – позвал я.

– Босс? – мигом завис он рядом.

– Хафборн умирает, – быстро проговорил я. – Без твоей силы мне его не спасти. Ты сможешь?

– Да, – нервозно загудел меч. – Но как только ты, босс, потом за меня возьмешься…

– Знаю, – перебил его в нетерпении я. – Окажусь окончательно вымотан.

– Только прошу принять во внимание, – тревожнее прежнего загудел он. – Я ведь не только вместе с тобой Волка связывал, но также помог тебе с аурой золотого света. Круто это у нас с тобой вышло, хоть и хвалить самого себя не совсем прилично. А затем еще был мир Фрея…

Я понял, что он имеет в виду тепловую волну, обезоружившую наших врагов, но подсчитывать, сколько сил у меня унесут все его сегодняшние подвиги, у меня не было времени.

– Хорошо. Начинаем.

Стоило мне ухватиться за рукоятку меча, в глазах у меня потемнело. Удачно еще, что сидел, иначе с маху бы рухнул на палубу. Голова так кружилась, что я едва смог дотянуться Хафборну до лба, а на грудь ему положить плашмя Джека.

Меня захлестнуло тепло. Свет моей ауры лег на бороду Гундерсона красным золотом. И я направил все силы, которые оставались еще во мне, по его венам, целя истерзанные и разрушенные его внутренности и затягивая раны на теле.

Я очнулся лежащим лицом вверх на палубе. Над моей головой полощется ярко-зеленый парус, а друзья трясут меня, выкрикивая мое имя.

И снова провал. А за ним – утопающий в мягком солнечном свете луг. Я стою на берегу озера, у самой воды, над моей головой лазурное небо. Волосы мне ерошат порывы теплого ветерка, а за спиной раздался вдруг голос:

– Добро пожаловать.

Глава LXVIII Не стань небратаном, чувак

Он выглядел, как голливудский викинг, и был больше похож на Тора из фильмов, чем реальный Тор.

Светлые ниспадающие на плечи волосы. Загорелое лицо. Голубые глаза. И трехдневная щетина, одинаково уместная как на красной дорожке, так и на пляжах Малибу.

Он сидел, откинувшись на спинку трона из живых ветвей дерева с сиденьем, задрапированным оленьей шкурой. Поперек его коленей лежало оружие наподобие скипетра – олений рог, увенчанный кожаной рукоятью.

Стоило ему улыбнуться мне, я узнал собственную чуть застенчивую улыбку, и волосы у него лежали на голове точно так же, как у меня.

Мне теперь было совершенно ясно, почему его полюбила мама, и причина крылась не только в его красоте или одинаковой манере одеваться: линялые джинсы, фланелевая рубашка и походные ботинки, но и в тепле и спокойствии, которые он излучал. Толику этого тепла я и улавливал, когда вызывал в себе силу Фрея или принимался кого-то лечить.

– Папа! – сказал я.

– Магнус! – Он встал. Глаза его радостно сияли, но, казалось, ему не совсем было ясно, что делать с руками. – Я так рад наконец увидеть тебя. Очень хотел бы обнять, но, боюсь, ты этому не обрадуешься. Тебе, наверное, нужно время, чтобы…

Я бросился к нему и изо всех сил обхватил руками.

Совсем на меня непохоже. Вы же знаете: не любитель я обниматься, особенно с незнакомыми.

Вот только был ли он до сего момента мне незнаком, или я, просто не отдавая себе отчета, всегда знал его так же хорошо, как маму? Теперь-то я понимал, что встречался с ним каждый наш с мамой поход. Каждый раз, когда мы с ней бродили по лесу, каждый раз, когда солнце показывалось из-за туч, Фрей оказывался с нами.