Меч Константина - [51]

– Что случилось, Генрих? – спросил мужчина на хорошем немецком языке, практически без акцента. – Разве ты не из тех, кто любит убивать мертвых?

14

Драинац влетел в переулок за домом.

Вытянув руку с пистолетом, он тихонько прошептал:

– Младен? Драгиша? Куда вы подевались?

Шагнув по направлению к кустам, росшим за домом, где должны были находиться его бойцы, он шепотом опять окликнул комсомольцев:

– Драгиша? Младен? Отзовитесь, мать вашу за ногу! В кустах что-то зашуршало. Неясная тень пронеслась сквозь мрак и исчезла. Драинац скорее почуял ее, чем увидел.

– Кто здесь? Отвечай! – крикнул он привычным командирским голосом.

Ответа не было. Он стоял, испуганный, смущенный, казавшийся смешным самому себе. Операция окончательно провалилась, а он так и не понял почему. В голове у него эхом отдавался недавний жуткий крик.

И тут раздался приглушенный звук.

На этот раз звук донесся не из кустов, не спереди, не слева и не справа.

Драинац на миг застыл: источник звука находился за его спиной!

Он рефлекторно обернулся, крепко сжимая рукоятку пистолета. Глаза его снова встретились с мраком. Он беспомощно вглядывался, не решаясь вымолвить хоть слово, чтобы не выдать себя.

Что-то там шевельнулось, какая-то аморфная тень. И тут из темноты выкатился какой-то округлый предмет, похожий на мяч.

Драинац замер.

Он глянул на шар, подкатившийся почти к его ногам, после чего перевел взгляд в глубину переулка. Наконец решился приблизиться к таинственному предмету, выкатившемуся из глубокой тени.

Не выпуская из руки пистолет, он нагнулся над странным шаром.

И вздрогнул, увидев, как прямо на него уставились мертвые белые глаза. Он узнал эти глаза… Они принадлежали Младену.

Он опять замер, внезапно почувствовав, как ослабел его мочевой пузырь.

– Кто ты такой? – завопил он во мрак. – Не подходи ко мне! Стрелять буду!

Из темноты донесся звук, напоминающий ржание.

И только Драинац собрался сломя голову ринуться наутек, бросив несчастных растерзанных товарищей, как жуткий грохот, сопровождающийся невероятными вспышками, разорвал небо над Нишем. Подпольщик даже ослеп на короткое время от убийственного света, залившего окрестности ярче летнего солнца. Когда вспышка света погасла, Драинац вновь устремил взгляд в глубину переулка и тут же окаменел от страха.

Потому что то, что стояло там, рядом с забором, никому не могло присниться даже в самом страшном сне. Это было невероятное, непонятное, пугающее существо, но все-таки оно было реальным…

– Ужас! – пробормотал Драинац, уверенный, что сходит с ума.

Чудовище опять взревело.

15

Отто фон Фенн был удовлетворен реакцией своих солдат. Они не были элитой вермахта, но воевать умели. Горящее небо над их головами свидетельствовало о мощи и разрушительной силе авиации союзников, которая стирала с лица земли все подряд, однако несмолкающий хор автоматических зенитных установок придавал ему уверенность.

Даже перепуганный лейтенант Кестнер действовал в полном соответствии с уставом, не поддаваясь панике. Он достаточно уверенно доложил фельдкоменданту, что на город сброшены фосфорные бомбы. Это могло означать только одно: сейчас начнется жесточайшая бомбежка, ради которой предварительно осветили весь город. Налет последует с минуты на минуту и, судя по гудению, доносившемуся с неба, будет одним из самых страшных за все время войны.

Спускаясь по лестнице в подвал фельдкомендатуры, фон Фенн с сомнением в голосе спросил своего адъютанта:

– Куда ты ведешь меня, Кестнер?

– Так это… Капитан Мюллер сказал, что готово новое убежище. Мы идем прямо туда.

– Объясни, как это – прямо?

Кестнер остановился и с удивлением посмотрел на начальника:

– По подземному ходу, господин полковник.

16

Генрих Канн не был пугливым человеком, отчасти благодаря тому, что ему пришлось перенести, служа рейху. На русском фронте и африканском бездорожье он был свидетелем иногда страшных, иногда просто необъяснимых событий. И хотя он в течение почти всей своей военной карьеры занимался магией и исследованием потусторонних миров, он точно знал, насколько рационален окружающий его мир и какие законы логики действуют в нем. Один из этих законов гласил: если ты выпустил в кого-то всю обойму своего пистолета, он должен упасть замертво. Однако чужак в его комнате продолжал стоять на собственных ногах.

Чтобы сделать произошедшее еще более невероятным, он обратился к нему на чистейшем немецком языке, назвав Канна по имени и продемонстрировав между делом в улыбке ряд отточенных клыков. Канну хватило этого, чтобы принять решение немедленно покинуть дом – то есть кубарем скатиться по лестнице и выскочить во двор, нисколько не заботясь о том, что он оставляет за спиной. Неманя бросился за ним, но по дороге наскочил на троих перепуганных солдат, с которыми он расправился с помощью эсэсовского кинжала. На это ушло некоторое время, и Канн успел выскочить на улицу. Неманя настиг его сразу за калиткой, схватил за шиворот и с силой бросил в бетонную стену, которая вместо забора ограждала двор с левой стороны.

Канн врезался в нее с треском и стонами. Потом приподнялся, ощутив сильную боль с правой стороны – похоже, были сломаны несколько ребер. Он беспомощно смотрел на приближавшегося к нему Неманю. Канн даже не пытался бежать, понимая, что у него нет ни единого шанса на спасение. Он просто беспомощно стоял у стены, гадая, что же случится с ним дальше.