Меч императора - [25]

Не знаю, чем бы закончилось дело, если бы в этот самый момент из глубины леса не раздалось многоголосое шипение и уже знакомый горловой звук, который могли издавать лишь драхты-солдаты. Ворчун мгновенно ощетинился, разворачиваясь в сторону замелькавших среди деревьев теней, я выругался, а в отряде снова произошло замешательство. Которое, впрочем, прекратилось после отрывистой команды вожака. После этого всадники торопливо перестроились, выставили копья навстречу выметнувшейся из глубины леса второй волне тварей. Подняли уже взведенные арбалеты и замерли в ожидании удара, который даже для меня оказался неожиданным.

– «Большое логово. Много мертвецов. Не всех увидел», – напряженно пояснил брат, когда я коснулся его смятенных мыслей.

Это было плохо. Похоже, медузы оказались умнее, чем мы думали, и уже в который раз изменили тактику, стремясь избавиться от нас как можно быстрее. Впрочем, размышлять об этом было некогда – стремительно приближающиеся драхты как раз оказались на расстоянии выстрела. А когда колчан опустел, я вытащил из ножен мечи: ну что, повоюем, брат?

Ворчун ответил громогласным рыком, а еще через мгновение исчез из виду. И на какое-то время на отдельно взятом пятачке печально известного Истрицкого леса воцарился настоящий ад. Отчаянно ржали кони, сорванными голосами кричали люди, звенело железо, с чавканьем врезались клинки в уродливые тела… Тварей по нашу душу пришло десятка полтора. Да, это вроде немного. Однако почти половина из них были солдатами, к появлению которых многие оказались не готовы.

Специально выращенные, так сказать, модифицированные и усиленные драхты не впадали в оцепенение при виде магических игрушек. Их не могла обмануть маскировка аур. Они нас видели, слышали, чуяли. На них – да, у всех сразу – больше не было поводков. Да и двигались они с такой немыслимой скоростью, что всего одной такой твари хватило бы, чтобы разметать стандартный дозорный отряд. А тут таких было шестеро. И если бы двоих не отвлек на себя Ворчун, если бы одного не завалил еще на подходе я, если бы вместо утроенного карательного сюда подошел обычный дозор, к нам бы точно пришел пушистый северный лис.

Но отряду, можно сказать, повезло: из обычных драхтов до людей добрались только двое (остальных повышибали из строя арбалетные болты), плюс трое драхтов-солдат. Одного я взял на себя. А двух других встретил целый ряд копий и слаженный арбалетный залп, у которого был неплохой шанс остановить тварей до того, как они перебьют всю команду.

Надо признать, в ближнем бою даже обычные драхты – страшные противники. А солдаты вообще отдельная история, которую лишний раз не хочется рассказывать. Команда мастеров-копейщиков, наверное, могла бы остановить такого монстра. Но у меня не было копья. И времени тоже почти не осталось, поэтому, когда тварь распласталась в длинном прыжке, намереваясь вмять меня в землю, я упал, проворно перекатился и сделал то единственное, что было возможно в такой ситуации, – одним клинком полоснул драхта по брюху, целясь в более уязвимые паховые и околохвостовые чешуйки. А вторым, уже на излете, саданул по хвосту.

К сожалению, отрезать его не удалось – драхт оказался слишком быстр. Но я смог сделать ему очень-очень больно, что мгновенно привело солдата в неуравновешенное состояние. Словно ослепнув, он кинулся на стоящее рядом дерево, в бешенстве исполосовав его когтями. Затем рванул в другую сторону. Наткнулся на труп собрата, в ярости разорвав и его. Потом его бросило на оставшегося без всадника, бьющегося на земле коня, и от бедолаги только клочья в стороны полетели. А когда я, улучив момент, все-таки изловчился и срубил хвост у основания, драхт взревел, поднялся на задние лапы… и рухнул навзничь, неистово царапая когтями вошедший ему в глотку до самого основания второй клинок.

Подняв с земли меч, я дождался, когда тварь перестанет биться, и всадил ей клинок еще и в глазницу, чтобы уже больше не мучиться. Затем оглядел мечущихся по поляне лошадей. Мельком глянул на четыре распростертые на земле тела, в которых почти не осталось ничего человеческого. Нашел трупы двух других драхтов-солдат, которым сперва выгрызли глотки, а затем боевые кони буквально вмяли трупы в траву тяжелыми копытами. Равнодушно проследил, как уцелевшие воины с остервенением добивают четвертого. Наконец, увидел неподалеку всклокоченного, окровавленного, тяжело дышащего Ворчуна, стоящего над трупом последнего драхта-солдата. И вздрогнул, уловив его слабую, стремительно угасающую мысль, в которой тем не менее сквозила гордость:

– «Добрая была охота, брат…»

– Ворчун! – охнул я, когда могучий ашши пошатнулся и медленно завалился на труп убитого им чудовища. Меня мимолетно коснулась чужая боль, которую брат удерживал в себе до последнего. Затем еще одна мысль, окрашенная искренним сожалением. Наконец Ворчун обмяк, его глаза закрылись. Буквально за миг до того, как я упал перед ним на колени и обхватил руками израненную морду. – Нет, брат, нет! Не так! Не сейчас!

Ашши не отозвался, но я видел, что он еще дышит. Медленно, тяжело, с явным усилием вздымая окровавленный бок, по которому не раз и не два прошлись острые когти. Его сердце пока билось, но с каждым ударом все реже. И всем существом чувствуя, как медленно, но неумолимо уходит к Праматери его чистая, преданная до последней капли крови душа, я запрокинул голову и бессильно завыл.