Меч и скрипка - [17]

В тесном кругу друзей мы никогда не сомневались, что Элияху «свой», и все-таки привычка к конспирации заставляла и его, и нас вести себя осторожно и не касаться щекотливых тем. Время от времени мы вынуждены были обращаться к нему, чтобы что-то выяснить, но чаще наши встречи носили случайный характер. Одна из последних таких встреч произошла летом 44 года на улице Алленби, возле исполнительного комитета Гистадрута. Мы обсуждали какие-то вопросы, касающиеся издания брошюры «Вступительное слово на заседании комиссии по сплочению ивритской молодежи». Съезд проводился в один из выходных дней марта 44 года на квартире Беньямина Тамуза. Элияху, конечно, был приглашен, но до последней минуты никто не знал, придет ли он. В конце концов, он, видимо, решил избежать необходимости заводить новые знакомства (он и так был уже слишком хорошо известен в нашем кругу). Помнится, однажды он сказал:

— Я всегда душой с вами, но ведь я еще должен бросать бомбы…

Отчасти в силу реальных причин, отчасти же из-за той нервозности, которая постепенно все больше овладевала нами, поскольку мы постоянно жили в ненадежном и враждебном окружении, мы стали болезненно подозрительны и осторожны. Никому из нас не пришло в голову спросить, почему Элияху не явился на этот съезд, который как бы подводил итог двухлетней напряженной работе. Мы знали, что в подполье есть люди, разделяющие наши идеи и взгляды, но до того момента, пока англичане не покинули страну, они не приходили к нам. Многие даже всячески отмежевывались от какого бы то ни было знакомства с нами. Только двое-трое из нас знали об их существовании и об их (столь тщательно скрываемых от всего мира) взглядах. Я думаю, что даже сейчас, по прошествии тридцати лет, они не позволили бы мне назвать их имена. Впрочем, Бог с ними, пусть живут, как знают.

Последний раз в этой жизни я встретил Элияху осенью 44 года. Мы столкнулись, выходя со второго вечернего сеанса в кинотеатре «Радостный сад» (этот кинотеатр под открытым небом тель-авивцы до сих пор вспоминают с нежностью). Война уже отодвинулась от нашего района, и на улицах снова загорелись огни. (Я был в обществе одного молодого бездельника и подруги моего детства, Раи, смешливой и приветливой девушки.)

Не помню, что за фильм мы смотрели, но помню, что он был ужасно смешной. Кажется, в нем играл Миша Оуэр, великолепный комик (русский по происхождению), который умел в любой ситуации сохранять серьезное, даже угрюмое выражение лица. Глядя на него, зрители падали со смеху. Люди выходили из кинотеатра, продолжая хохотать и напоминая друг другу только что услышанные остроты.

В воздухе уже ощущалась приятная осенняя прохлада, и счастливые улыбки засияли на наших лицах, когда мы с Элияху заметили друг друга. Он был в обществе той самой девушки, которая несколько дней спустя проводила его на поезд в Реховоте. Оттуда в форме английского солдата он отправился на свое последнее «дело», в свой последний путь… Мы обменялись приветствиями и несколькими, ничего не значащими, фразами. Он сказал, что много работает, переводит рассказы Сарояна (он очень любил этого автора). Мы попрощались и разошлись в разные стороны.

Спустя три года моя приятельница Рая вышла замуж за Даниэля. Они совершенно случайно поймали меня на улице — им требовался свидетель для регистрации брака.

А тогда, тем замечательным осенним вечером, мы были еще совсем молодыми, и лорд Мойн еще не был убит, и Элияху стоял передо мной живой и улыбающийся в тени высоких деревьев, которые служили стенами кинотеатра «Радостный сад». Таким я вижу его и теперь. Таким я буду помнить его всегда…

В пятницу шестого ноября я услышал по радио, что два палестинских террориста убили в Каире лорда Мойна и его шофера. Оба схвачены полицией после перестрелки, в которой один из них был ранен. Раненый назвался Моше Зальцманом.

Меня будто током ударило. «Ведь это Элияху», — подумал я неизвестно почему.

Я работал тогда в тель-авивской газете, издаваемой Объединением общих сионистов. Называлась она «Время» и доживала свои последние дни. В полдень я обычно направлялся в клуб журналистов на бульваре Ротшильд посмотреть газеты, повидаться с коллегами, послушать сплетни. В воскресенье восьмого ноября я явился туда около часа дня и принялся, как всегда, за газеты. Спустя несколько минут в читальный зал ворвался Исраэль Гинзбург из газеты «Утро». Лицо его пылало, он был взволнован.

— Это парень из Тель-Авива! — закричал он с порога. — Это Элияху Бейт-Цури! Сын почтового служащего!

Мне пришлось изо всех сил сжать челюсти, чтобы на застонать. Все, кто находился в комнате, забыли о своих газетах и бросились к Гинзбургу выяснять подробности. Я один не двинулся с места. Я не мог встать.

Потом все же я поднялся и вышел на улицу. Не знаю, сколько времени я бродил, не чувствуя и не слыша ничего, кроме стука крови в висках.

Процесс Элияху Бейт-Цури и Элияху Хакима начался 18 января 45 года. 18 января оба они, по приказу британских властей, были приговорены египетским судом к смертной казни. Утром 23 марта приговор был приведен в исполнение.

В своем последнем слове Элияху Бейт-Цури сказал: